было единственное освоенное им испанское слово. Купер любил подгонять бойцов и даже командиров в атаку тростью («командиру всегда полезно в атаку сходить»). Он не хотел понимать вольнолюбивого духа демократической Республики. Он гневно заявлял: «Не хотят они воевать… Они хотят прибытия нескольких наших дивизий, чтобы мы победили Франко и сбросили его в море, а они чтобы бежали рядом и кричали «Ура!».

Республиканцы воспринимали Купера лучше, чем Марти, ценя прямоту и смелость первого и прощая ему неотесанность. К тому же грубиян Купер не писал политических доносов и редко настаивал на арестах и расстрелах. Но его присутствие в Испании мало помогло Республике. Под его нажимом республиканцы отказались от многообещающего наступления в Эстремадуре, которое тогда (весной 1937 года) могло спасти стратегически важный Северный фронт от крушения, а Мадрид от осады. Брунетская операция, на которой настоял Купер, не привела ни к спасению Севера, ни к победе над армией националистов в Кастилии. Более того, она обернулась серьезной неудачей республиканцев. И, возможно, его пессимистический доклад Сталину, сделанный в мае 1937 года, стал одной из причин снижения интереса Кремля к Испании и свертывания советской военной помощи республиканцам, хотя она не прекращалась вплоть до зимы 1938–1939 годов, когда противники Республики подвергли ее практически полной изоляции от внешнего мира.

«На Северном фронте не было Модесто, Листера, Лукача и Клебера, и Север погиб», – отмечает один из националистических (!) исследователей, стремящийся здраво оценить качество республиканского военного искусства. Подобные отзывы дают основания возражать тем, кто огульно «навскидку» критикует всех республиканских военных деятелей.

Любая крупномасштабная гражданская война является сильнейшим социально-политическим стрессом. Поскольку общество – это организм, оно реагирует на стресс внутренней мобилизацией физических и психологических ресурсов. Такая мобилизация пробуждает множество скрытых талантов, прозябающих в обычной жизни. В Штатах такие таланты обнаружились в образе Линкольна и Стентона – политиков и управленцев, генералов Гранта, Ли, Шермана, Стюарта и Шеридана – военачальников, адмирала Фаррагута, Лафайета Бейкера – мастера разведки и контрразведки.

В России и в Испании объективная потребность в ранее не выявленных талантах была еще больше.

В нашей Гражданской войне мы видим искусных управленцев Краснова и Врангеля (капитана в 1914 году, полковника в 1918 году и регионального главнокомандующего в 1920 году); Слащова – «генерала Яшу», которому увлечение кокаином не помешало стать в тридцать с небольшим лет превосходным фронтовым командиром, а позже проявить качества квалифицированного преподавателя и аналитика; казачьего полковника Денисова, карьера которого не была долгой, но которого соратники и противники успели прозвать «донским Бонапартом»; «Ганнибала гражданской войны» – блистательного дивизионного командира Чапаева, за голову которого белое командование не пожалело пообещать большую сумму в золотых рублях; стремительного кавалерийского начальника Буденного – по почтительному определению белых, «нового Мюрата и второго Макензена»[138]; повстанческого вождя и неплохого администратора Махно – в прошлом каторжника и затем школьного учителя, чей военный и управленческий опыт испанские анархисты Дуррути, Монтсени и Оливер усердно изучали и внедряли в 1930‑х годах в Каталонии и Арагоне и которого в наши дни историки и политологи стали называть «степным Эрнесто Че Геварой».

В этом ряду по праву находятся также сын кузнеца Василий Болдырев и сын мелкого чиновника Викторин Молчанов, ставшие генералами армии Колчака; Александр Пепеляев – в юности поэт, тоже превратившийся в генерала белой армии; Иван Сорокин – в императорской армии военфельдшер, ставший не без успеха красным главкомом на Кубанском театре военных действий; Климент Ворошилов – в прошлом луганский слесарь, ставший одним из военно-политических предводителей красных; Григорий Котовский – в прошлом дорожный разбойник и каторжник, великодушный и благородный, единственный, после гибели Муравьева красный военачальник, сумевший превратить вверенные ему разношерстные и необученные силы в дисциплинированное войско (что, заметим, не удалось Буденному) и потому уважаемый врагами – белыми; Филипп Миронов – бесстрашный красный казак, ставший создателем и командующим Второй Конной армии, поверивший было в большевистскую утопию, но вскоре в ответ на политику «расказачивания» – массовое истребление красными донского казачества – открыто, по прямому проводу пригрозил Реввоенсовету открыть противнику фронт (Сехисмундо Касадо сделал это в Испании).

Последний в перечислении, но не по способностям – Михаил Фрунзе, человек за несколько лет превратившийся из большевика-подпольщика в квалифицированного военного. Перед нами – единственный красный военачальник, не проигравший ни одной кампании. Гибкий администратор с задатками политика (не троцкист, не сталинец и не ленинец), поразительным образом сочетавший большевистскую неумолимость с небольшевистской человечностью. Ему в обход других разрекламированных большевистской партией руководителей доверили в конце войны возглавить борьбу против одаренного белого лидера – Врангеля.

После трудно доставшейся победы над последним Фрунзе не приступил к репрессиям против оставшихся в Крыму белых, пока его не принудили к этому Реввоенсовет и Совнарком (Троцкий и Ленин). Ранее он уклонился от репрессий после победы над оренбургскими казаками на Южном Урале, отпустив пленных, в первую очередь раненых, по домам.

Любопытна ранняя и во многом загадочная гибель многих наиболее способных красных военачальников. Командарм Муравьев убит в Симбирске без суда по обвинению в предательстве (по другим сведениям – он застрелился). Легендарный Чапаев сложил голову в беспорядочном ночном бою[139]. Щорс погиб в дневном сражении, однако детали его гибели все равно вызывают у исследователей сомнения. Сорокин, виновный в самочинных расправах, был доставлен в ревтрибунал и застрелен прямо на его заседании. Командарм Филипп Миронов был арестован, судим, помилован (хотя прошения о помиловании не подавал), арестован вторично по недоказанному обвинению и при подозрительных обстоятельствах застрелен часовыми в Бутырской тюрьме в 1921 году. Расследования убийства («несчастного случая») не последовало, а часть документации дела Миронова в архивах отсутствует. Кавалерийский командир и один из создателей Первой и Второй конных армий Борис Думенко схвачен и расстрелян также по недоказанному обвинению во «враждебных намерениях». Котовский, прошедший до революции обвинительный приговор, каторгу, выживший на Гражданской войне после нескольких ранений, был застрелен через несколько лет после войны, как утверждало следствие, «по частным мотивам». Фрунзе, не получивший в боях на трех фронтах – Восточном, Туркестанском и Южном – даже царапины, назначенный в середине 1920‑х годов на высокий пост главы Реввоенсовета, вскоре скончался на операционном столе в 40‑летнем возрасте. Вскрытия тела и расследования не проводили, что породило упорные слухи о намеренном умерщвлении видного коммуниста. Одаренный предводитель южносибирских партизан Петр Щетинкин, направленный в 1920‑х годах в Монголию, закончил там жизненный путь при невыясненных обстоятельствах в 1927 году. Оставшийся в красной России генерал Василий Болдырев был сначала принят большевиками на службу, однако в 1933 году арестован и расстрелян. Добровольно