вызвали позитивный отклик с другой стороны фронта, побудив националиста Ягуэ произнести его сенсационную «бургосскую речь» (см. выше и главу 6).

После поражения в Каталонии, где войска Листера и Модесто несколько раз спасали фронт от полного распада, оба они, в отличие от Рохо, вернулись в Мадрид к горькому концу Народного фронта. В дни крушения Республики оба ускользнули от касадистов, эмигрировали и после участия во Второй мировой войне[126] обосновались во Франции и приняли участие еще в нескольких вооруженных конфликтах, в том числе в гражданской войне в Конго (1960–1963). Ставший членом ЦК Компартии Листер вплоть до 1970‑х годов играл заметную роль в эмигрантской политической борьбе, интригуя против партийных вождей – Ибаррури и Каррильо.

Отметим качества королевских строевых офицеров, оставшихся верными Республике.

Хосе Миаху роднило с Листером, Модесто и Касадо происхождение «из народа». Но, в отличие от них, он не блиставший кругозором или энергией, не воевавший в Марокко, с трудом продвигался по служебной лестнице. При монархии его никто не воспринимал всерьез. В годы Республики полковник Миаха состоял в Испанском военном союзе, но не играл в нем роли. «Неумеха», «вечный Санчо Панса» – такие прозвища преследовали его. Но Миаха прослыл атеистом, что в республиканской Испании пошло ему на пользу. Звание дивизионного генерала досталось ему по этой причине – и еще потому, что республиканское правительство аннулировало служебные преимущества «африканистов». В момент июльского мятежа кандидатуру Миахи даже выдвинули на пост военного министра в недолговечном «восьмичасовом правительстве» Мартинеса Баррио. Посланный затем на Юг во главе 10 000 милисианос, генерал проявил себя неспособным полевым командиром и плохим администратором, сначала не наладив снабжения подчиненных, затем не взяв обложенной с трех сторон националистической Кордовы и, наконец, потерпев постыдное поражение от подоспевших на выручку осажденным немногочисленных кавалеристов Варелы. Перед штурмом столицы, падение которой многие считали неминуемым, Миахе доверили сомнительную честь стать главой Хунты (Комитета) обороны города, которую еще нужно было сформировать.

Отражение республиканским Мадридом 70‑дневного фронтального натиска националистов явилось высшей точкой военно-политического развития Республики – и звездным часом не выигравшего ранее ни одного боя Миахи. Пожилой и заурядный военный неожиданно для всех окружающих на короткое время обратился в бодрого и стойкого лидера. Человек словно заново родился. Миаха, казалось, впитывал импульсы, исходившие из среды бойцов, которые, упираясь спинами в стены Мадрида, стали упорно, невзирая на большие потери, сдерживать противника и отбрасывать его. «Пустомеля» добился массовой мобилизации мадридской молодежи (за одни сутки набралось порядка 20 000 добровольцев, что теоретически было равноценно двум дивизиям). Во время воздушных налетов главу обороны Мадрида не удавалось увести в бомбоубежище. Неоднократно Миаха бывал и под пулями. Пренебрегая уставными нормативами, он останавливал отступавших милисианос гневными окриками: «Умрите здесь вместе с вашим генералом, трусы!» В редкие минуты затишья генерал выезжал на передовую по-пролетарски – на велосипеде.

Сжегший свой членский билет Испанского военного союза и затем дальновидно оформивший членство во всех партиях Народного фронта, Миаха особенно сблизился с коммунистами, которых, по свидетельствам его знакомых, он всего двумя годами раньше предлагал поголовно истребить. Родившиеся у него в лихорадке ожесточенной Мадридской битвы симпатии к коммунистам генерал объяснял бесхитростно: «Коммунисты нравятся мне их решительностью. Социалисты – те сперва рассуждают, потом начинают действовать. А коммунисты сперва сделают, потом рассуждают». Со всем вниманием Миаха воспринимал мнения и требования советских военных специалистов во главе с Берзиным (см. ниже), фактически подчинившись им – и пожиная причитавшиеся им лавры защитника Мадрида. Он при этом не забывал интриговать против самого опасного соперника – иностранного коммуниста Клебера. Миаху, окрещенного газетными репортерами «испанским Жоффром»[127], славили средства информации большей части земного шара. Генерал удостоился рекламной статьи и портрета в первом издании Большой Советской энциклопедии, в котором не нашлось места Кампесино, Листеру, Мере или Модесто.

Со спадом боевого напряжения на Мадридском фронте бравый защитник столицы и Республики превратился в вельможу. На смену дерзким велосипедным выездам на линию огня пришли охраняемые автомобильные поездки на самые спокойные участки обороны. Продвигаясь по служебной лестнице, он получил под командование ставший неподвижным Центральный фронт, а затем все армии Центра и Юга. «Испанский Жоффр» принимал многочисленные испанские и зарубежные делегации, позировал перед фотокорреспондентами и кинооператорами и произносил правильные речи о готовности «воевать до победы». Но на третьем году войны среди республиканцев стали ходить слухи, что Миаха утратил веру в успех, запасается зарубежной валютой и иностранными визами и взбадривает себя наркотиками. Производство в генералиссимусы не активизировало его. Возможно, оно последовало поздно. В драматические мартовские дни гибели Республики свежеиспеченный генералиссимус отмежевался от полковника Касадо и даже потребовал у него повиновения правительству, но не попытался возглавить отпор действиям касадистов. Ускользнув из блокированной Республики, он перебрался во Францию, а потом вынырнул за океаном. В дальнейшем коммунистические историки игнорировали Миаху или гневно называли его «карьеристом», хотя этим качеством не в меньшей мере обладал, например, и Энрике Листер или Валентино Гонсалес (Кампесино).

Престарелый генерал Пабло Эскобар, располагавший незначительными и плохо оснащенными силами, на порученном ему отдаленном и протяженном Эстремадурском фронте отразил более половины наступлений войск Кейпо де Льяно. Занимая заранее намеченные и освоенные позиции в горных проходах, оперативно применяя скудные броневые силы (несколько бронепоездов и несколько ветхих старых танков), республиканцы гибко вели сдерживающие бои. Стратегически ценные рудники Альмадена (50 % мировой добычи ртути) остались в их руках. Сверх того, Эскобар дважды – в 1938 и 1939 годах, когда военные и волевые ресурсы Народного фронта были на исходе, предпринимал без поддержки авиации успешные местные наступательные операции в Эстремадуре и Андалузии. Устойчивость доверенного ему фронта во многом объяснялась постоянным взаимодействием фронтового штаба и войск с XIV «партизанским» корпусом Кампесино, в котором большую роль играли советские военные специалисты-подрывники. Последнее из наступлений войска Эскобара провели всего за шесть недель до крушения Республики.

Впрочем, в марте 1939 года старый воин перешел на сторону полковника Касадо и столь же старательно, как ранее действовал против националистов, помог полковнику подавить сопротивление, оказанное капитулянтам командирами-коммунистами Эстремадурского фронта.

В морской войне республиканцев видную роль играли капитан-де-навио (капитан 1‑го ранга) Мигель Буиса и капитан-де-фрегата (капитан 2‑го ранга) Луис Урбиэта. Они были «белыми воронами» флота: все их собратья были расстреляны республиканцами или водили в походы и бои корабли националистов. В литературе обычно критикуют их нерешительность и пассивность. На Буису, Урбиэту и на Морское министерство часто возлагают ответственность за превращение республиканского флота в миф и в «белого слона». Далеко не все мемуаристы и аналитики соглашаются принимать в расчет