class="p1">– И опиумом, и мандрагорой отравить можно, все же от количества зависит. Но если смешать их в малых мерах, можно только жизненные токи замедлить. Тогда человек еще дышит, но очень редко и слабо. И не добудиться его – всем кажется, будто помер. Но на следующий день человек просыпается, мутит его, соображает плохо, как от сильного похмелья. Но живым остается. Сама я такого никогда не видела, но в книгах об этом пишут. Проснется он. Уже вон дышит ровно. Надо бы его на бок повернуть.

– Ага. Проснется, значит? А тут ты. Он тебя во дворец и отведет.

Нина едва кувшин не выронила, обернулась к Галактиону.

– Мне нельзя во дворец. И здесь оставаться нельзя – сюда за мной уж к утру-то точно пошлют. Бежать мне надо, спрятаться. С ним что делать-то теперь? – Она бросила взгляд на спящего.

Фока из-под стола пробурчал:

– Вот. Теперь что делать? А так чуть что – Фока виноват. К таверне его отволочь надо, пусть там проснется.

– Сиди уже там, без тебя разберемся, – махнул на него рукой Галактион. – Нина, может, и правда к таверне его отнести?

– Надо бы отнести куда. Не оставлять же его в аптеке. Да только он проснется, опять сюда придет. – Аптекарша потерла лоб.

– Придет. Может, задержать его там как-то? – Галактион подумал, посмотрел на мужчину. Растянул в ухмылке рот.

Нина нахмурилась. Опять какую-нибудь каверзу придумал, небось.

– Нина, мы его в лупанарий отвезем. Да девицам отдадим. Он от них не скоро и выберется. Заплатим им побольше, они его там до следующего вечера продержат. Ты только денег дай? Моих на всю ночь и день не хватит, – он смутился.

– Охальник ты, Галактион. Даже не вздумай! Ариста из меня потом все жилы вытянет, найдет, когда побольнее ужалить.

– Еще чего! В лупанарий Аристы его возить больно дорого. Надо в тот, что за третьим холмом. Там и девицы веселые, толковые, меня знают. – Он покраснел, почесал затылок, отворачиваясь от Нины.

Она посмотрела на него растерянно.

– Глупость ты придумал. Не буду я с этим связываться. К таверне-то и ближе, и пристойнее.

Галактион пожал плечами:

– Ты сама куда пойдешь-то? За тобой из дворца опять пришлют.

– У Гликерии пересижу ночь. А куда потом пойду, вам знать ни к чему. Кто еще приходил, пока меня не было? – она повернулась к столу, чуть повысив голос.

Фока осторожно выбрался, отсел подальше.

– Ввечеру, вот сейчас, от Аристы приходили. Не Дария, другая какая-то. Я дверь не открыл, в щель подглядывал. Пришли девица и Марк этот их страшный. Я не открывал. Они стучали, она Марку велела даже в окно заглянуть, но там загорожено. А тут к крыльцу подошел латинянин какой-то. В плаще. С девицей поговорил о чем-то, мне не слышно было. Потом они ушли. А Марк еще на крыльце долго сидел, видать, тебя ждал.

– Что за латинянин? Рука у него была скрюченная? – у Нины перехватило дыхание.

– Да нет вроде, обе руки нормальные были. Он еще по волосам вот так провел обеими руками, мне видно было. Руки как руки. Я еще подумал, что он, как девица, волосы оглаживает. Девица ему что-то сказала, перекрестилась. А он ее одернул да прямо на улице схватил за… – Парень смутился.

Нина замерла, лицо у нее изменилось.

Фока, глядя на нее, опять затараторил:

– Ты, почтенная Нина, не волнуйся. Ну приходят к тебе продажные девицы, так в том стыда нет. Кто же им еще поможет, кроме тебя. А сплетни твоя аптека и не такие перешагивала. На базаре сплетни в очередь стоят, наша и затеряется. – Он заволновался, видя, что настроение хозяйки переменилось.

Она отвернулась. Подумав, вышла торопливо в каморку, вернулась с мешком, упихивая в него пару туник и столу. Ларец с деньгами и украшениями достала. Лишь открыла его, как первым делом увидела оберег из горного хрусталя, что Анастас ей оставил, умирая. Замерла, сжала кристалл в кулаке, попросила мысленно прощения у умершего мужа. Помедлив, повесила оберег на шею. Украшение, подаренное Винезио, надевать не стала. Завернула в шелковый плат вместе с парой подаренных императрицей колец, спрятала бережно в мешок с одеждой. Небольшой кожаный кошель заполнила монетами, затянула шнурки, сунула в корзинку да привязала к выступающему прутику. Затем спустилась в погреб, застучала там флаконами и кувшинами. Высунув голову, обратилась к подмастерью:

– А из клиентов кто приходил?

Мальчишка уселся, начал загибать пальцы:

– Зиновия, та, что жена аргиропрата[49], приезжала на носилках, вся в шелках, и носилки изукрашены, как у патрикии какой. На рабов своих ругалась, что стучат тихо. Сама спустилась с носилок, начала колотить. Руку ушибла, опять крик подняла. Уехала сердитая.

Подмастерье задумался, почесал макушку.

– Из таверны вина принесли. Сказали, что Петр просил благодарить, лучше ему. Потом от Гидисмани подмастерье приходил. Тот, чернявый, что нос все время задирает. Я ему кукиш через дверь показал. Аглая была, через дверь звала тебя. Видать, опять муж ее побил. Но я ей отвечать не стал – своими ногами пришла, значит, дождется тебя. Вот, вроде все. Остальных я не знаю – стучались разные, но без тебя я вот только стражнику открыл. Думал, он мне поможет – к эпарху пойдет, чтобы сикофанта послать тебя искать. Я ж думал, пропала ты – выручать надо.

– Да ты уж выручил, век не забуду, – сердито фыркнула Нина, вылезая из погреба.

Мальчик опустил голову, шмыгнул носом.

Нина глянула на него устало:

– Нечего тут рассиживаться. Домой ступай. – Она положила перед ним на стол пару монет.

Фока взял их, проблеял жалобно:

– Почтенная Нина, прости меня. Я виноват, не почуял мандрагору, заторопился. Да и мандрагору ты же редко используешь, вот я и забыл уже, как она пахнет. Я больше никогда…

– Иди уже. Не в мандрагоре дело. Аптекарское дело спешки и рассеянности не терпит – ошибешься в травах или мерах и прощайся с клиентом. Я тоже хороша – надо было сразу чашу-то вымыть. Но и тебе другое дело искать надобно. Больно уж ты рассеян. Ступай.

Подмастерье повесил голову, Галактион взял его за плечо:

– Идем, провожу до калитки.

Он почти выволок несчастного Фоку во двор. Что-то ему втолковывал, потом на шепот перешел. Нине вслушиваться было некогда.

Нина взялась за корзинку. На дно уложила чистую тонкую тунику да шелковый мафорий. Поставила кувшинчики с маслами и отварами, переложив холстиной. Травы в мешочках разместила. Вроде в малых мерах все брала, а корзинка оказалась полнехонька. Ключи привязала к поясу, а пергаменты со своими записями и пару чистых