– Да ладно, – сказал Луис. – Раз выговорите, что было так,значит так и было.

– А кот твоей дочери был мертв?

– Думаю, что так, – ответил Луис.

– Ты же должен был точно определить. Ты же доктор.

– Ты говоришь так, что это звучит: «Ты же должен был точноопределить, Луис, потому что ты – Бог». Я – не бог. Было темно…

– Точно. Было темно, а голова кота болталась на шее, словнона шарикоподшипнике, а когда ты стал шевелить его, оказалось, что он примерз кземле. Луис, когда ты его поднимал, звук был такой, словно отрывают с металлаклейкую ленту. С живой тварью так не бывает. Только в том случае ты перестанешьплавить под собой лед, если сдохнешь.

В соседней комнате часы пробили десять тридцать.

– Что сказал твой отец, когда пришел домой и увидел пса?

– Я был на дороге, играл в камешки, в грязи, так или иначеподжидал его. Я чувствовал себя так, словно сделал что-то неправильное и знал,что, возможно, меня за это выдерут. Отец при шел около восьми, одетый вжелезнодорожную форму, шапка, такая словно с подкладкой из поролона.., виделтакие?

Луис кивнул, потом зевнул, прикрыв рот тыльной сторонойруки.

– Да, уже поздно, – сказал Джад. – Может, на этом закончим?

– Еще не поздно, – возразил Луис. – Просто выпито немногобольше, чем обычно. Продолжай, Джад. Я хочу услышать всю историю до конца.

– Мой отец оставил с обеда кусок старого сала, – продолжалДжад, – и он нес его в руке и размахивал им. Да еще зачем-то свистел. Уженачинало темнеть, но он и в сумерках заметил меня и сказал: «Эй, давай сюда,Джадкинс! – он любил так меня называть. А потом, – Где твой?..» Он непродолжил, потому что вспомнил, а тут из темноты выбежал Спот, но бежал он некак обычно, готовый напрыгнуть на отца, показать, что рад видеть его, а как-товяло, поджав хвост. Мой отец тогда выронил кусок сала и отступил. Мне показалось:отец тоже подожмет хвост и попятится, побежит к забору, но он стоял, каквкопанный, глядя на пса. А когда Спот подпрыгнул, отец схватил его за передниелапы и держал их, словно пальчики дамы, с которой готовился пуститься в пляс.Он долго смотрел на пса, потом на меня, и, наконец, сказал: «Его нужновыкупать, Джад. Он него воняет землей». А потом отец ушел в дом.

– И что ты стал делать? – поинтересовался Луис.

– Снова искупал его. Спот также спокойно сидел в ванне.Когда я вернулся в дом, мама уже спала, хотя еще не было девяти часов. Мои отецсказал: «Мы должны поговорить, Джадкинс». И я сел рядом с ним, а он говорил сомной, как никогда раньше в моей жизни.., словно запах жимолости, растущей возлетвоего дома, сменил запах роз, – Джад Крандолл вздохнул. – Я всегда думал,Луис: хорошо, когда с тобой говорят так, но в тот вечер такое обращение мне непонравилось. Ни чуточки. Весь вечер в тот день у меня было ощущение, словно ясмотрелся в зеркало, висящее прямо передо мной, через другое зеркало и виделсебя, идущим через анфиладу зеркал. Сколько это длилось… Ощущение то же, каккогда занимаешься сексом, но никак не кончить.

– Твой отец знал об этом месте.

– Конечно. «Кто показал тебе его, Джад?» – спросил он меня,и я рассказал ему. Он лишь кивнул, словно такого ответа и ждал. Я решил, что,возможно, все так и есть, хотя потом узнал, что в то время в Ладлоу было шестьили даже восемь человек, которые могли отвести меня туда. Я решил, что отецзнает: Станни Б. – единственный настолько безумный, чтоб по-настоящему занятьсяэтим.

– Ты спрашивал, почему он сам не отвел тебя туда, Джад?

– Да, – сказал Джад. – Во время нашего долгого разговораспросил об этом. И отец сказал мне: это – плохое место, даже больше, и в этомместе нет ничего хорошего ни для людей, потерявших своих домашних любимцев, нидля самих животных. Он спросил меня, нравятся ли мне те перемены, что произошлисо Слотом? И ты знаешь, Луис, я долго еще пытался ответить на этот вопрос.., яхочу, чтобы ты понял мои чувства.., чтоб ты понял, потому что рано или поздноты придешь и спросишь меня, почему я отвел тебя туда, если это – плохо? Не такли?

Луис кивнул. Что подумает о Черче Элли, когда вернется? Луисо многом передумал, пока играл в теннис со Стивом Мастертоном.

– Может быть, я сделал это потому, что дети должны знать отом, что иногда Смерть – лучший выход, – с трудом произнес Джад. – Элли этодолжна знать. Я решил, что она этого не знает, потому что этого не знает твояжена. Теперь можешь сказать, если я ошибаюсь, и оставим эту тему.

Луис открыл рот, а потом закрыл его, ничего не сказав. Джадпродолжал. Говорил он очень медленно, выдавливая слово за словом, так же как наМаленьком Болоте Бога в предыдущую ночь.

– Я видел, как время от времени такое случается, –рассказывал он. – Я помню, говорил тебе, что Лейстер Морган похоронил тамсвоего быка, Черного Ангуса по имени Ханратт. Разве не глупое имя для быка?Умер он от какой-то язвы, и Лейстер тащил его туда на санях. Как он сделал это,как перелез через бурелом.., я не знаю.., но говорят, что если захочешь этосделать, то обязательно получится. И как только он дотащил быка до той земли,где хоронят.., это все – чистая правда. Ладно… Ханратт вернулся, но Лейстерпристрелил его через две недели. Бык изменился, в самом деле изменился. Но онбыл единственным зверем, о котором я такое слышал. Большинство из вернувшихсякажутся.., немного заторможенными.., немного медлительными.., немного…

– Немного мертвыми?

– Конечно, – согласился Джад. – Немного мертвыми. Словно онипобывали.., где-то.., и вернулись назад.., но не до конца. Однако, твоя дочь неузнает о том, что ее кот попал под машину, был убит и вернулся назад. Ты,конечно, можешь ей сказать, но так нельзя… Но…

– Но нет правил без исключений, – сказал Луис больше длясебя, чем для Джада.

– Да, – согласился Джад. – Иногда ты можешь сделатьисключение. Может быть, после этого твоя дочь узнает что-то о Смерти.., о томместе, где кончается боль и начинаются хорошие воспоминания. Ты не скажешь ейэто прямо: она все приукрасит для себя. А если она чем-то и нравится мне, такэто тем, что любит своего кота, тут нет ничего язвительного, дурного иличего-то в таком духе. Она любит кота, и она сама все решит и вздохнет соблегчением, когда кот на самом деле умрет.

– Так вот почему ты отвел меня туда, – проговорил Луис.Теперь он чувствовал себя лучше. Он получил какое ни на есть объяснение.Объяснение получилось несколько расплывчатым; оно основывалось больше наощущениях, чем на рациональной логике, но сейчас оно его устраивало. Значит, онможет забыть о том, что подумал, когда прошлым вечером на краткое мгновениеувидел лицо Джада… тот неприятный, дурной взгляд… Теперь все нормально.