Размах переселения обеспокоил венский двор. В 1752 годуимператрица Мария-Терезия издала указ, под страхом смерти запрещающий вербоватьсербов для переселения в Россию... Однако семья Драгомила Костича переехалатуда гораздо раньше! Вскоре она приумножилась: дочь Милена вышла замуж зарусского небогатого помещика Георгия Афанасьева, который был настолько пораженкрасотой молодой сербиянки, что, не задумываясь, взял в женыбесприданницу-чужеземку.

Молодые жили счастливо, воспитывали сына. Однако взялаДрагомила Костича злая тоска – тоска по родине! Немилы были ему привольныемалороссийские степи – спал и видел зеленые горы, стремительные реки, серыеотары овец, заполонившие узкие проселочные дороги, красные черепичные крышисербских домов... Начал старый Костич чахнуть от тоски, помирать начал. Чтобыло делать? Георгий любил старика как родного отца, а потому продал своеимение, погрузил скарб на два воза – и семья Костичей-Афанасьевых пустилась впуть. Обратно в Сербию!

Долог, труден, опасен был этот путь, но радость Драгомила,жены его и дочки от встречи с Сербией все искупила. В деревне к северу отБанялуки построили большой дом на берегу Врбаса, занялись хозяйством, АГеоргий, бывший человеком весьма образованным, решил положить начало новойсербской словесности, заменив церковно-славянский язык, доселе употреблявшийсяв книгах, народным наречием. Памятуя уроки своего великого соотечественникаМихайлы Ломоносова, он заимствовал из церковного языка лишь те богатства,которые соответствовали духу народа.

Его благородный труд остался незаконченным. Однажды,воротясь домой из поездки по окрестным деревням, где он записывал сербскиесказки, Георгий нашел свой дом сожженным, как и остальные дома селения, а семью– убитою. Не осталось в живых ни одного человека, кто мог бы поведать Георгию,что и почему здесь произошло: то ли османы, в назидание другим, вырезалидеревню, не выплатившую податей, то ли набежавший из-за границы отрядвоинствующих католиков расправился с православными. На одной из обугленных стенбыл нацарапан мелом венец, сверкавший в солнечных лучах, словно серебряный, нотогда Георгий еще не знал, что это означает, а потому не обратил на неговнимания.

День и ночь он рыл, не покладая рук, братскую могилу, вкоторой схоронил семью и соседей – а вместе с ними и того веселого, молодогомечтателя, каким был прежде. На время Георгий исчез, а потом стал появляться тоу босняков, то у черногорцев, то у крушевичан, то у словенцев, то у любомирян,пытаясь зажечь по всей Сербии один большой костер народного восстания. Его ипрозывали теперь так – Ватра, что означает Костер. Но очень скоро он понял: недобиться ему ничего, кроме небольших вспышек народного гнева, кроме организациито тут, то там гайдукских отрядов, которые расправлялись с турками, а потомвновь скрывались в лесах и горах, действуя разрозненно, а потому принося малопользы освобождению Сербии. Георгий понял, что Сербия – это как бы весьславянский мир в уменьшенном виде. Ведь славяне были бы непобедимы, если бысмогли однажды преодолеть свою племенную неприязнь. Ни один славянский народ неможет и не хочет признать над собой превосходство другого, относиться к другомус должным уважением – разве что к русскому, да и то – временно, да и то – когдасам в беде, ну а стоит подняться, собраться с силами, как норовит унизить иРоссию, не понимая, что всякая междоусобица среди славян равно на руку иЕвропе, и Турции.

– В старину славянские народы составляли отдельные инезависимые государства, но теперь многие из них находятся под властью чужихдержав и чужих народов. Первая вина их падения была та, что они действовалираздельно и друг друга не поддерживали и что даже каждый из славянских народовсам по себе был постоянно раздираем несогласиями и распрями, – говорил Георгий,с горечью глядя на Алексея светлыми, усталыми глазами. – Другая вина была та,что они заимствовали от иностранцев многое такое, что противно было их духу. Авсе влияние Запада в том и состоит, чтобы отвлечь внимание славян отособенностей их культуры, уверить, что без западной культуры славяне – сущиедикари. Раскол славянства – самое желанное для Европы! Но везде оправдываетсяслово, сказанное нашим Спасителем: «Всякое царство разделившееся запустеет, ивсякий город или дом разделившийся не устоит...» Одна вера спасает нас! Нельзяпророчить будущее; но как бог из глубины бедствий воздвиг русскую землю и,научив ее единству, дал ей могущество, так, быть может, перевоспитает и обновитон тяжелым уроком и прочих славян...

Алексей сидел как зачарованный. Впервые в жизни он –забияка, который был богат, а пуще всего дерзок, которому почти все с руксходило, упрямец, с некоторых пор исповедующий только одну религию: «Если жизньне удалась, то удастся смерть!» – встретил человека, оружием и силою которогобыло слово. И не слово прощения, как у священника, а слово-огонь, слово-кинжал,слово-выстрел. Алексей никогда не слышал ничего подобного.

В речах Георгия ему открылось некое расширенное пониманиежизни. Не скоро он осознал, что это понимание, казавшееся ему чем-тосверхъестественным, дается умом, образованием – а главное, жизненным опытом,мудростью, страданием. А когда понял это – впервые позавидовал старости. Хотяназвать Георгия стариком было трудно.

Миленко тоже слушал внимательно, однако у него был видчеловека, который пьет жизнетворящее, хотя очень горькое лекарство. И впрямь –речи Георгия были горьки:

– Европейцы полагают, что сербов, как и всех славян, надочастью уничтожить, частью обратить в католичество или мусульманство, а частьюизгнать со своих земель, обратив их в бездомных бродяг, подобных евреям илицыганам. Но вот что поразительно: турецкое владычество оказалось тойобъединяющей силою, которая помогла сплотить все сербские земли! Оно постояннонапоминало сербам о том, что они по языку, религии, нравам беспримерно нижезавоевателей, что они просто рабы, которые никогда и ни в коем случае не могутбыть поставлены рядом с правоверными. И это владычество таким образомподдерживало в народе протест. Сербы живут в рабстве – но не теряя сознания,что они – один народ, питая веру, что некогда этот народ вернет свои права!

– Дивны, непостижимы пути господни! – вздохнул Миленко. –Если бы мы были предоставлены самим себе, то наверняка уже погубили бы себямеждоусобицами. Видно, богу было угодно отдать нас под иго, чтобы мы позналисвои ошибки и научились находить себя в других и любить их как братьев. Богвсемогущ, он может и зло обратить в добро!

– Георгий молчал так долго, что Миленко испугался: не сказалли чего-то, что могло так его расстроить. Он оглядывался на товарищей, но тесмотрели недоуменно.

– Бог всемогущ, – наконец повторил Георгий печально. – И онодин. Он один на всех! О, если бы люди могли это понять, от скольких бедизбавил бы себя христианский мир! Порою от гнета мусульман православные сербывынуждены бежать за австрийскую границу, но и там не находят свободы...