Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В салоне никого не было. Чешкин двинулся вдоль стены,рассматривая картины, и, наконец, дошел до одной – самой большой, висевшей восвещенном углу. Это был пейзаж... нет, не пейзаж! Владислав Захарович не могподобрать определения тому жанру, в котором неизвестный ему художник написалсвою работу. На картине был город – улочки, которыми он шел минуту назад, дома,которые он разглядывал... Но все было написано яркими, невероятно насыщеннымицветами, в полудетской, нарочито примитивной манере. В центре картины художникнаписал высушенного, как мотыль, старика, продающего дыни с арбы. Груда дынь наярко-коричневой поверхности светилась сочным золотым цветом, зеленые прожилкина их кожуре казались венами на желтой коже. Все на картине было невероятноживым – и старик, и арба, и дыни, одна из которых готовилась покатиться отнечаянного толчка телеги, упасть под ноги, расколовшись об пол, обнажить тающуюароматную мякоть. Широкие мазки чернильно-синего, черного, фиолетовогопрокладывали дорогу по теневой стороне улицы, создавали прохладу, манившую подсводы крыш. В небе художник столкнул между собой оттенки бутылочного итравяного зеленого, и оранжевая кошка, гревшаяся на одной из крыш, казаласьтаким же сочным плодом, как и дыни, возлежащим на фоне качающейся за ним воды,почему-то на время обратившейся в небо.
Владислав Захарович вырос на классической живописи. Ничегоподобного он никогда не видел. Он вспомнил импрессионистов, но даже его знанийхватило на то, чтобы понять: художник работал в другой технике, смелой,новаторской.
– Я вижу, вам нравится работа Сабеева? – спросилмелодичный женский голос.
Чешкин обернулся и увидел хрупкую черноволосую женщину сседой прядью, с улыбкой смотревшую на него.
– Он сам из Южной Осетии, и видели бы вы, какие у негонатюрморты! Разрешите представиться... Я – директор нашего салона. – Онаназвалась, заинтересованно посмотрела на него. – А вы, простите?.. Что васпривело к нам? Любопытство?
– Я... Представьте, я – ваш коллега, – неожиданно длясебя сказал Владислав Захарович. – У меня галерея в Москве. Мне оченьприятно с вами познакомиться.
Он улыбнулся и пожал протянутую ему тонкую сухую руку, унизаннуюбраслетами.
* * *
В Москву Чешкин привез четыре картины художника ТимураСабеева, приобретенные им в маленьком салоне. В блокноте четким красивымпочерком были записаны телефоны, по которым можно было связаться и схудожниками, и с директором салона в Цхинвали.
В следующие два месяца Владислав Захарович развернул бурнуюдеятельность: обустраивал галерею, бродил по квартирам художников, обзаводилсяновыми знакомствами, покупал работы. Паша, поначалу с сомнением выделявшийсредства на приобретения Чешкина – «широко размахнулся старикан», – послепродажи первых двух картин Сабеева перестал беспокоиться о том, насколькообоснованно его новый директор галереи тратит деньги: одна работа ушла вАвстрию, другую приобрел музей. У Владислава Захаровича оказался хороший вкус.Считая себя необразованным человеком в области живописи, он старательно учился,перелопачивая по вечерам груды искусствоведческих книг, анализируя исистематизируя сведения, с интересом погружаясь в малоизвестные ему эпохи.
И, кроме того, у него было умение работать с художниками ипокупателями. Рыжий Паша оказался совершенно прав: одним из талантов Чешкина,долгое время не осознаваемым им самим, была способность легко сходиться слюдьми, чувствовать их настроение, заряжать их собственными эмоциями. ВладиславЗахарович ни в коем случае не являлся притворщиком, и книги Карнеги были емучужды. «Прирожденный эмпат», – сказал о нем один из хороших знакомых, ноошибся: в юности Чешкин не проявлял подобных качеств. Почему-то именно споявлением в его доме внуков развилась во Владиславе Захаровиче удивительнаяненазойливая внимательность к людям, всегда лестная от такого незаурядногочеловека.
Художники любили его за то, что он был искренен и дружелюбенс ними, никогда не претендовал на роль критика и отличался интеллигентностью.Кроме того, он был известен в научной среде. Чешкин не был выскочкой, и этомного значило. Два года спустя после официального открытия «Арт-галереиКрамника» даже противники Паши признали, что у пожилого директора салона естьчутье на новое, которое будет пользоваться спросом, и это чутье сочетается совкусом, позволяющим не пропускать в галерею китч и откровенную коньюнктуру.
После самоубийства Коли Чешкин весь ушел в работу, каккогда-то после смерти жены. Но теперь с ним была Полина – его лохматый ангел,хрупкая душа. В ней так же, как и в брате, расцвела фантазия, позволявшая ейпридумывать сказки, стихи и даже рисовать к ним простые, но запоминающиесяавторские картинки. Выбирая образование, она поступила в институт иностранныхязыков, и Владислав Захарович был доволен ее решением. Теперь Полина работала сдетьми в художественном кружке, давала частные уроки английского языка длязаработка и помогала деду в галерее.
* * *
– И никаких пересечений с Владимиром Качковым, –закончил Бабкин. – Мы знаем фирму, которую много лет назад организовалКачков, пытаясь устроить свой бизнес, у меня есть список людей, которыекогда-то были его кредиторами, – начальник службы безопасности «Брони» ихпомнит... Данных по Чешкину и его семье тоже достаточно, и на первый взгляд всележит на поверхности. Владислав Захарович в значительной степени публичнаяфигура, его нередко приглашают в различные передачи, у журналистов есть егодосье.
– Владимир Олегович с его волчьими повадками нравилсяженщинам, – задумчиво произнес Макар, – и почему бы Ланселоту,который частенько бывал у Чешкиных, не познакомить при случае своегозаместителя с сестрой своего друга?
– Вполне возможно. Говорю тебе, я не нашел официальных точекпересечения, но это не значит, что не было иных. Чешкина характеризуют какчеловека, хорошо разбирающегося в людях, общительного и обаятельного, думаю,ничто не помешало бы ему завязать знакомство с Качковым и сыграть на нужныхструнах, чтобы добиться своего. Если бы он захотел отомстить за смерть внука,конечно, – с легким сомнением в голосе добавил Сергей.
– Но в том-то и дело, что ни один из фактов, которые тыобнаружил, не говорит о том, хотел ли Владислав Захарович отомстить тому, повине кого погиб его внук, – кивнул Макар. – Думаю, что нам с тобойсамое время познакомиться с семьей Чешкиных.
Сергей покачал головой. Методы их с Макаром работы былиразличны, если не противоположны: Бабкин, как бывший оперативник, врасследовании исходил из того, что информация – основа всего. Поэтому у негопочти не было сомнений в том, что следственная группа, занимающаяся деломСилотского, выйдет на след убийцы быстрее, чем они с Илюшиным: у нее имелисьулики, из которых можно было выжать ту самую необходимую информацию, имелисьспециалисты и методы, позволявшие по использованной взрывчатке выйти наприменявших ее людей, имелось то, что Сергей называл «живой силой», –люди, превращавшиеся в человеко-часы работы, изучавшие круг общения убитого,анализировавшие его связь, сопоставлявшие факты. У Бабкина с Илюшиным ничегоэтого не было, и, более того, Макар запретил напарнику наводить справки о том,как движется расследование, напомнив, что сам Сергей был и остается одним изпричастных к делу лиц.