Постепенно дрезина — неповоротливая поначалу, после столькихлет вынужденного бездействия — раскочегарилась и пошла гладко. Мальчик честнопытался помочь, и стрелок иной раз уступал, но большей частью трудился один,размашистыми движениями качая рычаг вверх-вниз. Подземная река оставалась ихверным попутчиком, то подступая совсем-совсем близко, то уходя дальше вправо.Однажды она оглушила их мощным и гулким грохотом, словно вдруг пронеслась понартексу доисторического собора. А в другой раз шума воды стало почти неслышно.

Казалось, скорость и ветер, бьющий в лицо от движениядрезины, заменили собой зрение и вернули им ощущение пространства и времени.Стрелок прикинул, что они делают от десяти до пятнадцати миль в час. Дорога шлавверх, поднимаясь пологим, обманчиво незаметным уклоном, который, однако,изрядно его утомил. Едва они остановились на отдых, стрелок сразу уснул какубитый. Провизии осталось всего ничего, но ни стрелка, ни парнишку это уже неволновало.

Стрелок еще не улавливал напряжения приближающейсякульминации, но для него оно было таким же реальным (и нарастающим), как иусталость от управления дрезиной. Они уже приближались к концу первой фазы… вовсяком случае, он приближался. Он себя чувствовал как актер, стоящий посерединегромадной сцены за минуту до поднятия занавеса: актер, который уже принялнеобходимую позу и готовится произнести первую реплику, которая уже вертится вголове; ему слышно, как невидимые пока зрители шуршат программками ирассаживаются по местам. Теперь он уже постоянно ощущал где-то внутри, вживоте, тугой комок нехорошего предвкушения и был даже рад, что физическоеутомление помогает ему заснуть. А когда он засыпал, то спал как убитый.

Мальчик уже почти не разговаривал. Но однажды во времяпривала, незадолго до того, как на них напали недоумки-мутанты, он спросил устрелка, почти робко, о том, как он стал взрослым.

— Мне надо знать, — сказал он.

Стрелок сидел, привалившись спиной к рычагу и держа во ртупапироску. (Кстати, запас табака тоже уже подходил к концу.) Он уже засыпал,когда мальчик вдруг задал свой вопрос.

— А зачем тебе? — удивился стрелок.

— Просто мне интересно. — Голос мальчишки был на удивлениеупрямым, как будто он хотел скрыть смущение. Помолчав, он добавил: — Мне всегдабыло интересно, как люди становятся взрослыми. А спросишь у взрослых, так ониобязательно соврут.

— Кое-что ты уже знаешь, — сказал стрелок. — Но что ярассказывал… это все-таки не о том, как я стал взрослым. Наверное, я началвзрослеть уже после того… ну, о чем я тебе говорил…

— Расскажите о том, как вы вызвали на поединок учителя, —попросил Джейк.

Роланд кивнул. Да, все правильно. Любому мальчишке было быинтересно послушать такую историю.

— Но по-настоящему я повзрослел, когда папа отправил меня впутешествие. И этапы этого путешествия стали этапами моего взросления. — Онпомедлил. — Однажды я видел, как вешали человека, которого не было.

— Человека, которого не было? Это как?

— Его можно было потрогать, но нельзя было увидеть.

Джейк кивнул с пониманием.

— Это был человек-невидимка.

Роланд удивленно приподнял бровь. Он раньше не слышал, чтобыих так называли, этих людей, которых нет.

— Правда?

— Ага.

— Ну ладно, как скажешь. Но как бы там ни было, там былилюди, которые не хотели, чтобы я это делал, — они говорили, что они будутпрокляты, если я это сделаю, но этот парень… человек-невидимка… он насиловалженщин. Знаешь, что это такое?

— Да, — сказал Джейк. — И у него это, наверное, легкополучалось, раз он невидимка. И трудно было его поймать?

— Об этом я расскажу в другой раз. — Роланд знал, чтодругого раза уже не будет. Они оба об этом знали. — А еще через два года ябросил девушку. В одном местечке, называлось оно Королевский Поселок. Бросил,хотя не хотел бросать…

— Нет, вы хотели, — вдруг сказал мальчик. Он сказал это тихои даже мягко, но с явным презрением в голосе. — Потому что вам надо было дойтидо Башни. Вам надо было идти, несмотря ни на что… как этим ковбоям, наотцовском канале.

Роланд почувствовал, как кровь жаркой волной прилила к лицу,но, когда он заговорил, его голос оставался спокойным и ровным:

— Наверное, это и был мой последний этап взросления. Вот такя и взрослел — от случая к случаю. Но когда что-то такое происходило, я понималэто не сразу, истинный смысл происшедшего открывался мне позже.

До стрелка вдруг дошло, что он пытается уйти от ответа наконкретный вопрос, заданный мальчиком, и он почувствовал себя неловко.

— Наверное, обряд совершеннолетия тоже был очередным этапом,— нехотя выдавил он. — Такой официальный, почти стилизованный: что-то вродепридворного бального танца. — Стрелок издал неприятный смешок.

Мальчик молчал.

— Нужно было доказать, что ты стал мужчиной. Доказать вбоевом поединке, — начал стрелок.

Лето и зной.

Полная Земля набросилась на истомленный край, точнолюбовник-вампир, убивая почву своим исступленным жаром, а вместе с ней — ипосевы фермеров. Поля вокруг города-крепости Гилеада превратились в стерильнуюбелую пустошь. А в нескольких милях к западу, у самых границ, где кончалсяцивилизованный мир, уже началась война. Новости, что приходили оттуда, былинеутешительными. Но даже они меркли перед безжалостным зноем, царившим здесь —в самом центре. Скотина в загонах на скотных дворах стояла, тараща пустыеглаза, не в силах даже пошевелиться. Свиньи вяло похрюкивали, забыв не только оножах, уже наточенных в преддверии осени, но даже о том, чтобы плодиться иразмножаться. Люди, как всегда, жаловались на жизнь и проклинали налоги вместес военным призывом, но за всей этой политической игрой — апатичной, при всемпоказном энтузиазме — скрывалась одна пустота. Центр обветшал, как протершийсястарый ковер, который сотню раз мыли, потом снова топтали ногами, выбивали ивывешивали посушиться на солнышко. Нити, что удерживали последние самоцветы наистощенной груди мира, уже распускались. Все распадалось. Земля затаила дыхание— в то лето близящегося упадка.

Мальчик бесцельно бродил по верхнему коридору того каменногопространства, которое было его домом, — он чувствовал, что готовится что-топлохое, хотя и не понимал, что происходит. Он тоже был пуст и опасен и ждалтого, что наполнит эту внутреннюю пустоту.

С тех пор как повесили повара — того самого Хакса, укоторого всегда находилось что-нибудь вкусненькое для голодных мальчишек, —минуло уже три года. За это время мальчик поправился и возмужал. И вот теперь,одетый только в повылинявшие штаны из хлопчатобумажной ткани, четырнадцати летот роду, широкогрудый и длинноногий, он выказывал все признаки, что из неговыйдет храбрый и сильный мужчина. Он был еще девственником, но две бойкиедочурки одного купца из Западного Города уже вовсю строили ему глазки. Он тожеиспытывал к ним влечение, и теперь оно проявлялось еще острее. Даже здесь, вэтом прохладном каменном коридоре, все его тело покрылось испариной.