Ровно через неделю после того, как Джейк увидел след наснегу, они на мгновение столкнулись лицом к лицу с человеком в черном. В этомгновение стрелку показалось, что сейчас он поймет сокровенный смысл самойБашни — потому, что это мгновение растянулось на целую вечность.

Они продолжали держаться юго-восточного направления: прошли,наверное, уже полпути по исполинскому горному хребту, и вот когда в первый разза все время их перехода подъем грозил сделаться по-настоящему трудным (прямонад ними нависли обледенелые выступы скал, изрезанные гулкими трещинами; приодном только взгляде на это у стрелка начиналось неприятное головокружение),они набрели на удобный спуск вдоль стенки узкого ущелья. Извивающаяся тропинкаспустилась на дно каньона, где в своей первозданной, неукротимой мощи бурлил горныйпоток, стекающий с необозримых вершин.

В этот день, ближе к вечеру, мальчик вдруг остановился ипосмотрел на стрелка, который задержался, чтобы ополоснуть лицо студеной водой.

— Я чувствую, он где-то рядом, — сказал Джейк.

— Я тоже, — отозвался стрелок.

Как раз перед ними высилось непреодолимое с видунагромождение гранитных глыб, уходящее в заоблачную бесконечность. Стрелокопасался, что в любую минуту очередной поворот горной речки выведет их кводопаду или к отвесной гладкой стене гранита — в тупик. Но здешний воздухобладал странным увеличительным свойством, присущим любому высокогорью, ипрошел еще день, прежде чем они с мальчиком добрались до гигантской гранитнойпреграды.

И стрелка вновь охватило знакомое ощущение, что все то, кчему он так долго стремился, наконец у него в руках. Он еле сдержал себя, чтобыне пуститься бегом.

— Погодите! — Мальчик внезапно остановился. Они замерли укрутого изгиба речки. Поток пенился и клокотал, обтекая размытый выступгромадной глыбы песчаника. Каньон постепенно сужался. Все утро они со стрелкомшли в тени гор.

Джейк весь дрожал. А лицо у него было белым как мел.

— В чем дело?

— Пойдемте обратно, — прошептал Джейк. — Пойдемте обратно.Быстрее.

Лицо стрелка словно окаменело.

— Пожалуйста! — Лицо у парнишки осунулось. Он с такой силойстиснул зубы, подавляя крик боли, что его нижняя челюсть дергалась отнапряжения. Сквозь плотный занавес гор до них по-прежнему доносились раскатыгрома, размеренные и монотонные, точно гул механизмов, скрытых глубоко под землей.Со дна сузившегося ущелья им открывалась тоненькая полоска неба, тожевобравшего в себя этот серый готический сумрак, зыбкий, бурлящий впротивоборстве холодных и теплых воздушных потоков.

— Пожалуйста, пожалуйста!

Мальчик поднял кулак, как будто хотел ударить стрелка.

— Нет.

Мальчик удивленно взглянул на него.

— Вы убьете меня! Он убил меня в первый раз, а теперь выубьете. И мне кажется, вы это знаете.

Стрелок почувствовал у себя на губах горький вкус лжи ивсе-таки произнес ее:

— Все с тобой будет в порядке.

И еще большую ложь:

— Я же буду тебя защищать.

Лицо у Джейка вдруг стало серым, и больше он ничего несказал. Нехотя он протянул стрелку руку. Вот так, держась за руки, они обогнулиизгиб горной речки и вышли к последней отвесной стене гранита и столкнулисьлицом к лицу с человеком в черном.

Он стоял не более чем в двадцати футах над ними, справа отводопада, который с грохотом низвергался из громадной, с зазубренными краямидыры в скале. Невидимый ветер трепал полы его черного балахона. В одной руке ондержал посох, вторую поднял в шутливом приветственном жесте. Застывший накаменном выступе под этим колышущимся хмурым небом, он был похож на пророка —пророка погибели, а его голос звучал, словно глас Иеремии:

— Стрелок! Ты, я смотрю, в точности исполняешь древниепредсказания! День добрый, день добрый, день добрый! — Он рассмеялся ипоклонился со смехом, и смех прокатился по скалам гремящим эхом, перекрыв дажерев водопада.

Не раздумывая, стрелок вытащил револьверы. У него за спиной,чуть справа, съежился мальчик — испуганной маленькой тенью.

Только после третьего выстрела Роланду удалось овладетьсвоими предательскими руками. Эхо выстрелов отскочило бронзовым рикошетом от скал,что громоздились вокруг, заглушив свист ветра и рев воды.

Осколки гранита брызнули над головой человека в черном;вторая пуля ударила слева от его черного капюшона, третья — справа. Стрелокпромахнулся трижды.

Человек в черном рассмеялся. Громким искренним смехом,который как будто бросал дерзкий вызов замирающим отзвукам выстрелов.

— Ты ищешь ответы, стрелок? Думаешь, их найти так же просто,как выпустить пулю?

— Спускайся, — сказал стрелок. — Сделай, как я говорю, иответы будут.

И снова смех — глумливый, раскатистый.

— Я боюсь не твоих пуль, Роланд. Меня пугает твояодержимость найти ответы.

— Спускайся.

— На той стороне, стрелок. На той стороне мы с тобойпоговорим. Долго поговорим, обстоятельно.

Взглянув на Джейка, человек в черном добавил:

— Только мы. Вдвоем.

Джейк отшатнулся, издав короткий жалобный вскрик. Человек вчерном резко отвернулся — его плащ взметнулся в сером свете, точно крыльялетучей мыши, — и скрылся в расщелине в скале, откуда могучей струейнизвергалась вода. Стрелок проявил непреклонную волю и не стал стрелять емувслед. Ты ищешь ответы, стрелок? Думаешь, их найти так же просто, как выпуститьпулю?

Слышались только свист ветра и рев воды — звуки, которыеразносились по этим скорбным и одиноким скалам уже тысячу лет. И все-такичеловек в черном был рядом. Прошло целых двенадцать лет, и Роланд наконец сноваувидел его вблизи. И они даже поговорили. И человек в черном над ним посмеялся.

На той стороне мы с тобой поговорим. Долго поговорим,обстоятельно.

Мальчик смотрел на него, мальчика била дрожь. На мгновениестрелку привиделось, что на месте лица парнишки вдруг проступило лицо Элли, тойженщины из Талла со шрамом на лбу, и шрам был словно безмолвное обвинение. Еговдруг охватила дикая ненависть к ним обоим (и только потом, много позже, егоосенило, что шрам у Элли на лбу располагался точно в том месте, где и гвоздь,пронзавший лоб Джейка в его кошмарах). Джейк как будто прочел его мысли или,может быть, уловил только общее настроение стрелка, и с его губ сорвалсятяжелый стон. Сорвался и тут же замер. Мальчуган закусил губу. У него было вседля того, чтобы стать настоящим мужчиной, может быть, даже стрелком — по праву.Если бы только ему дали вырасти.