— Кто второй?

— Вторая. Она передвигается на колесах. Больше я ничего невижу.

— А третий?

— Смерть… но не твоя.

— Человек в черном? Где он?

— Он рядом. Уже скоро ты будешь с ним говорить.

— О чем будем мы говорить?

— О Башне.

— Мальчик? Джейк?

— …

— Расскажи мне про мальчика!

— Мальчик — твои врата к человеку в черном. Человек в черном— твои врата к тем троим. Трое — твой путь к Темной Башне.

— Как? Как это будет? И почему именно так?

— "Мы провидим лишь малые части, и тем туманитсязеркало…"

— Тварь, проклятая Богом.

— Нет бога, который способен меня проклясть.

— Оставь этот свой снисходительный тон. Ты, тварь.

— …

— Как мне тебя называть? Звездная Шлюха? Потаскуха Ветров?

— Кто-то живет любовью, что исходит из древних мест… дажетеперь, в эти мрачные, злобные времена. А кто-то, стрелок, живет кровью. Идаже, как я понимаю, кровью маленьких мальчиков.

— Его можно спасти?

— Да.

— Как?

— Отступись, стрелок. Сворачивай свой лагерь и уходи обратнона северо-запад. Там, на северо-западе, еще нужны люди, искусные в стрельбе.

— Я поклялся. Поклялся отцовскими револьверами ипредательством Мартена.

— Мартена больше нет. Человек в черном пожрал его душу. И тыэто знаешь.

— Я поклялся.

— Значит, ты проклят.

— Теперь делай со мной что хочешь. Ты, сука.

Пылкое нетерпение.

Тень накрыла его, поглотила. Внезапный экстаз, уничтоженныйтолько наплывом галактики боли, такой же яркой и обессиленной, как древниезвезды, багровеющие в коллапсе. На самом пике соития его обступили лица —непрошеные, незваные. Сильвия Питтстон. Элис, женщина из Талла. Сюзан. И ещеоколо дюжины других.

И, наконец, спустя целую вечность, он оттолкнул ее, вновьобретя ясность сознания. Опустошенный и преисполненный отвращения.

— Нет! Этого мало! Это…

— Отвяжись от меня.

Стрелок резко рванулся, чтобы сесть, и едва не упал салтаря. Осторожно встал на ноги. Она робко прикоснулась к нему (жасмин,жимолость, сладость розового масла), но он грубо ее оттолкнул, упав на колени.

Потом он поднялся и, шатаясь как пьяный, направился квнешней границе круга. Переступил невидимую черту и буквально физически ощутил,как тяжкий груз разом свалился с плеч. Стрелок содрогнулся и с шумом, похожимна всхлип, втянул в себя воздух. У него было чувство, как будто его осквернили,— интересно, оно того стоило? Он не знал. Но уже очень скоро узнает. Он ушел,не оглядываясь, но он чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Она стоялаперед каменной решеткой своей темницы и смотрела, как он уходит. И сколькотеперь ей ждать, пока еще кто-нибудь не преодолеет пустыню и не найдет ее,изголодавшуюся и одинокую. Стрелок вдруг почувствовал себя ничтожным карликом —перед громадой времени, полного неисчислимых возможностей.

— Вы что, заболели?

Джейк поспешно вскочил, когда стрелок, еле волоча ноги,продрался сквозь последние заросли и вышел к лагерю. Все это время Джейкпросидел, сгорбившись, перед потухшим костром, держа на коленях истлевшуючелюсть, и с несчастным видом обгладывал косточки кролика. Теперь, увидевстрелка, он бросился ему навстречу с таким страдальческим выражением лица, чтострелок сразу же и в полной мере ощутил тяжкое, мерзкое бремя предательства,которое ему предстояло совершить.

— Нет. Не заболел. Просто устал. Весь вымотался. — Стрелокуказал на челюсть в руках у Джейка. — А ее уже можно выкинуть.

Джейк тут же отшвырнул кость и вытер руки о рубашку. Еговерхняя губа безотчетно приподнялась в жутковатом оскале, но сам он этого незаметил.

Стрелок сел — вернее, чуть ли не рухнул — на землю. Суставыломило от боли. Мозги как будто распухли. Мерзопакостное ощущение —мескалиновый «отходняк». Между ног угнездилась тупая, пульсирующая боль. Онсвернул себе самокрутку — тщательно, неторопливо, бездумно. Джейк наблюдал заним. Стрелок чуть было не поддался искушению рассказать пареньку обо всем, чтоузнал от оракула, а потом поговорить с ним дан-дин. Но быстро опомнился и сужасом отказался от этой мысли. Он даже задался вопросом, а не утратил ли онсегодня какую-то часть себя — часть сознания или души. Открыть Джейку свойразум и сердце и поступить по решению ребенка? Какая безумная мысль.

— Переночуем здесь, — сказал он чуть погодя. — А завтрапойдем. Я попозже схожу, попробую что-нибудь подстрелить нам на ужин. Нам надонабраться сил. А сейчас я немного посплю. Хорошо?

— Ну конечно. Вы вырубайтесь, я тут посторожу.

— Я не понял, что ты сказал.

— Спите, если хотите.

— Ага. — Стрелок кивнул и улегся на траву. Вы вырубайтесь,повторил он про себя. Вырубайтесь — это как умирайте.

Когда он проснулся, тени на поляне стали заметно длиннее.

— Ты давай разожги костер. — Стрелок протянул Джейку кременьи кресало. — Знаешь, как пользоваться?

— Да. По-моему, знаю.

Стрелок отправился к ивовой роще, но замер на полпути,услышав, что говорит мальчик. Застыл, как громом пораженный.

— Искра, искра в темноте, где мой сир, подскажешь мне? —бормотал мальчик, ударяя кремнем о кресало. Чик-чик-чик — словно чириканьезаводной механической птицы. — Устою я? Пропаду я? Пусть костер горит во мгле.

Наверное, от меня услышал, подумал стрелок и вовсе неудивился тому, что его руки покрылись гусиной кожей. Казалось, еще немного — ион задрожит, как промокший пес. Ну да, от меня. Наверное, я, когда разжигалкостер, проговорил это слух, и сам даже не помню. И мне придется его предать?!Предать этого доброго человечка, в этом недобром мире? И есть ли что-то, чтооправдает такое предательство?

Это просто слова.

Да, но хорошие. Древние. Добрые.

— Роланд? — окликнул его мальчик. — У вас все в порядке?