Но прорицательница молчала. Не было и сексуальноговозбуждения.

Он подошел к алтарю и застыл на мгновение перед плоскимкамнем. Мысли путались. Зубы во рту ощущались как что-то лишнее, чужеродное —словно крошечные могильные камни в розовой влажной земле. Мир-наполнилсясветом, слишком резким и ярким. Стрелок взобрался на алтарь и лег на спину. Егосознание превратилось в дремучие дебри, мысли—в причудливые растения, которыхон в жизни не видел и даже не подозревал, что такие бывают: густое сплетение ивна берегах мескалинового ручья. Небо стало водой, и он воспарил над ней. Отодной этой мысли голова у него закружилась, но его это уже не тревожило.

Ему вдруг вспомнились строчки из одного старинногостихотворения, на этот раз — не детские стишки, "нет. Его мама бояласьвсех зелий и неизбежной потребности в них (как боялась она и Корта, и его обязанностибить мальчишек). Эти стихи дошли до них из одного из Убежищ мэнни к северу отпустыни, где люди все еще живут в окружении механизмов, которые в основном неработают… а те, что работают, иногда пожирают людей. Строки кружились всознании, напоминая ему — безо всякой связи, как это всегда и бывает примескалиновом наплыве — о снежинках внутри стеклянного шара, который был у негов детстве, такой таинственный, полусказочный шар:

Туда заказан людям вход.

Там, за пределом черных вод, —

Глубины ада…

В деревьях, нависающих над алтарем, проступали лица. Какзачарованный, он отрешенно смотрел на них: вот дракон, извивающийся и зеленый,вот древесная нимфа с манящими руками-ветвями. Вот живой череп, расплывающийсяв ухмылке. Лица. Лица.

Внезапно трава на поляне затрепетала, склонилась.

Я иду.

Я иду.

Смутное волнение в глубинах его плоти. "Не слишком лидалеко я зашел?" — успел еще подумать стрелок. От душистой травы наСпуске, где они лежали со Сюзан, — вот до такого.

Она прижалась к нему: тело, сотканное из ветра, грудь — изсплетения ароматов жасмина, жимолости и роз.

— Пророчествуй, — сказал он. Во рту появился противныйметаллический привкус. — Скажи все, что мне надо знать.

Вздох. Тихий всхлип. Плоть стрелка напряглась, затвердела.Лица склонялись к нему из листвы, а за ними виднелись горы — суровые ибезжалостные, с оскаленными зубами вершин.

Тело, прильнувшее к нему, вдруг заерзало, пытаясь егопобороть. Он почувствовал, как его руки сами сжимаются в кулаки. Она наслалаему видение. Пришла к нему в облике Сюзан. Это Сюзан Дельгадо лежала сейчас нанем. Сюзан, прелестная девушка у окна, которая ждала его в заброшенной хижинегуртовщика на Спуске — ждала, распустив волосы по спине и плечам. Онотвернулся. Но ее лицо вновь оказалось у него перед глазами.

Розы, жимолость и жасмин, прошлогоднее сено… запах любви.

Люби меня.

— Предсказывай, — сказал он. — И говори правду.

— Пожалуйста, — плакала пророчица. — Почему ты такойхолодный? Здесь всегда так холодно…

Руки скользили по телу стрелка, дразнили его, разжигалиогонь. Тянули. Подталкивали. Увлекали. Ароматная черная щель. Влажная, теплая…

Нет. Сухая. Холодная. Мертвая и бесплодная.

— Сжалься, стрелок. О пожалуйста. Прошу тебя. Умоляю омилости! Сжалься!

— А ты бы сжалилась над мальчиком?

— Какой еще мальчик?! Не знаю я никакого мальчика. Мальчикимне не нужны. Пожалуйста. Я прошу.

Жасмин, розы, жимолость. Прошлогоднее сено, где еще теплитсядух летнего клевера. Масло, пролитое из древних урн. Бунт плоти.

— Потом, — сказал он. — Если то, что ты скажешь, как-то мнепригодится.

— Сейчас. Пожалуйста. Сейчас.

Он позволил своему сознанию раскрыться перед ней, но только— сознанию, разуму, который есть полная противоположность чувствам. Тело,нависающее над ним, внезапно застыло и словно бы закричало. Его мозгпревратился в канат, серый и волокнистый — и каждый как будто тянул этот канатна себя. На несколько долгих мгновений исчезли все звуки, кроме тихого дыханиястрелка и легкого дуновения ветра, от которого лица в листве дрожали, строилирожи, подмигивали ему. Даже птицы умолкли.

Ее хватка ослабла. Снова раздались рыдания и вздохи. Нужнодействовать быстро, иначе она уйдет, ибо остаться теперь означает для нееослабнуть, опять раствориться в бесплотности. По-своему, может быть, умереть.Он уже чувствовал, как она отступает, ускользает из круга камней. Ветер выводилна траве трепещущие, перекошенные узоры.

— Пророчествуй, — сказал он и сурово добавил: — И говориправду.

Тяжелый, усталый вздох. Он бы уже сейчас сжалился над ней ивыполнил ее просьбу — если бы не Джейк. Если бы вчера ночью стрелок опоздал, Джейкбыл бы мертв. Или сошел бы с ума.

— Тогда спи.

— Нет.

— Тогда пребывай в полусне.

То, о чем она просила, — это было опасно. Но, наверное,необходимо. Стрелок поднял глаза к лицам в листве. Там шло представление: целоедейство ему на забаву. Миры возникали и рушились у него на глазах. На слепящемпеске вырастали империи — там, где вечные механизмы усердно трудились вприпадке неистового электронного сумасшествия. Империи приходили в упадок ипогибали. Вращение колес, что трудились бесшумно и бесперебойно, потихонькузамедлялось. Колеса уже начинали скрипеть и визжать, а потом останавливалисьнавсегда. Сточные канавы концентрических улиц, обшитых листами нержавеющейстали, заносило песком под темнеющими небесами, полными звезд, что сверкали,как россыпи холодных камней-самоцветов. И сквозь все это несся ветер —умирающий ветер перемен, пропитанный запахом корицы, запахом позднего октября.Стрелок наблюдал, как меняется мир, как мир сдвигается с места.

В полусне.

— Три. Вот число твоей судьбы.

— Три?

— Да. Три — мистическое число. Трое стоят в средоточиитвоего поиска. Другое число будет позже. А сейчас их трое.

— Кто эти трое?

— "Мы провидим лишь малые части, и тем туманитсязеркало предсказаний".

— Говори все, что видишь.

— Первый молод, темноволос. Сейчас стоит он на грани грабежаи убийства. Демон его осаждает. Имя демону — ГЕРОИН.

— Что за демон? Я такого не знаю.

— "Мы провидим лишь малые части, и тем туманитсязеркало предсказаний". Есть иные миры, стрелок, и иные демоны. Воды сииглубоки. Смотри внимательно. Не пропусти двери. Ищи розы и ненайденные двери.