Она не помнила себя. Oна не отдавала себе отчета ни в чем.Не представляла, например, как, не выполнив договора, оплатит пребывание в этойбаснословно дорогой клинике. Она твердила бессмысленно:

– Хочу посмотреть… посмотреть…

Через несколько часов жизнь ее будет пуста – в точности какживот. И никакие зеленорожие Грант с Франклином не заполнят этой пустоты. Уних-то небось дети были…

– Хочу посмотреть! Не надо наркоза!

– Надюша, угомонись, – ласково глядя на нее, сказал Вахаев.– Где ты видишь наркоз? Ты что, не знаешь, как его дают? Маска, анестезиолог…то-сё. Это будет просто стимулирующий укол, чтобы твой ребеночек тамзашевелился и начал поскорее выбираться на свет, а то, боюсь, своим ленивымхарактером он нам доставит немалые хлопоты. Так что не дергайся, а давай Гуриируку. Ну… умница.

Тянущей болью наполнилась перетянутая рука, но Надежда почтине почувствовала укола. Она смотрела на Вахаева, и лицо его плыло в счастливыхслезах, наполнивших ее глаза.

«Твой ребеночек…» Он так и сказал: «Твой ребеночек!»

Надежда повернула голову, чтобы вытереть слезы о подушку, –и вдруг полетела, полетела в какую-то гулкую, противно похрустывающую пустоту.

…Когда она смогла открыть глаза, рядом сидел Вахаев.Предупредив невольное, ставшее уже привычным движение ее рук к животу, онперехватил их, стиснув ее ладони своими и, пристально глядя ей в глазапокрасневшими глазами, едва слышным от усталости голосом сказал, что почтисутки пытался спасти жизнь и Надежде, и ребенку. Первое ему вполне удалось.Второе… он опустил воспаленные веки… второе не получилось, как он ни старался.

Надежда вырвала руки и ощупала впалый, плоский живот.

Она не могла поверить. Она не верила!

– Это вполне естественно, – пожал плечами Вахаев и позвал Гурию.

Та внесла маленький продолговатый ящичек – вроде как дляинструментов, – подняла прикрывающую его салфетку.

Надежда долго смотрела на синенькое, скрюченное, словно бывысохшее тельце, лежавшее там: «Будто мумия!» Волосики у «мумии» былисовершенно белые.

«Наверное, Игоря», – подумала Надежда и, откинувшись наподушку, закрыла глаза.

Через неделю она выписалась. Вахаев вручил ей липовыесправки и больничный. Все было изготовлено очень даже добротно. Oн подошел кделу скрупулезно: корешки приходных ордеров, копии результатов всех анализов,копии медицинской карты… «Mало ли что!»

Да кому это надо, подумала Надежда, у которой от суммы,обозначенной в ордере, встали дыбом волосы. А ведь, пожалуй, платить придетсяей… И деньги надо вернуть.

– Нет! – выставил ладонь Вахаев. – Можешь их хоть с моста вВолгу кинуть – там как раз ледоколом прочистили полосу. Но это твои деньги. Аплата за твое пребывание здесь – это риск моих клиентов. Oни знали, что бываетвсякое, такой пункт был в договоре: «В случае форс-мажорных обстоятельств…»

Надежда опустила глаза. Eй не в чем было упрекнуть Вахаева.Он вел себя безупречно, родной брат не совершил бы для Надежды больше! Ивсе-таки ее не оставляла мысль, что, не попытайся Вахаев ускорить роды, несделай ей Гурия того последнего укола… может быть, она увидела бы своегоребенка живым!

Расстались они натянуто. Через полгода Надежда случайноузнала, что Вахаев сменил место работы. Без него клиника «Эмине» захирела ипостепенно закрылась. К этому времени Надежда уже поступила в команду ВиктораЯценко.

Она была несказанно рада, что не придется возвращаться вшколу. Жила она теперь в доме Хозяина и даже на прежнюю квартиру стараласьзаходить пореже. Тот кусок своего прошлого она постаралась вырвать из памяти ижила так, словно ничего не произошло. Только кавказцев почему-то возненавидела.Всех! Но не могло же все из памяти и сердца исчезнуть совершенно бесследно…

* * *

Защелкал ключ в замке. Марьяна и Надежда испуганно смотрелидруг на друга, словно обе враз очнулись от страшного сна. И еще мгновение,осознавая, где находится, Марьяна не могла поверить в реальность окружающего.Чудилось, будто и эти стены, и Санька, беспробудно спавший на диване, иохранники, ставшие на пороге, и Надежда – это лишь продолжение ее жуткоговоспоминания. И Лариса… в первую очередь Лариса!

…Сначала вошел Салех, настороженно повел автоматом посторонам, потом уставил ствол на Надежду, вынуждая ее отступить к стене.Появился еще один – плечистый, с невозмутимым выражением лица. Стал рядом сСалехом. Его автомат тоже сторожил каждое движение Надежды. «С чего это они такизготовились?» – мелькнуло в голове Марьяны, и тут же она поняла – почему.

Ввели Ларису. Нет, втащили… Она пыталась идти сама, однаконоги подламывались, она то и дело обвисала на руках двух охранников. Вновьпыталась выпрямиться, сделать шаг – и вновь падала. Полный муки взгляд,брошенный поверх голов на диван, все сказал Марьяне: Лариса крепилась радиСаньки, боялась его напугать своим видом. И Марьяна вдруг благословила Санькинуболезнь и этот беспробудный сон, потому что если бы мальчишка увидел сейчассвою маму…

Марьяна вскочила, стараясь загородить собой диван. Санька недолжен проснуться сейчас, взмолилась она, не должен! И зажала рот рукой, чтобыне вскрикнуть, когда угасшие глаза Ларисы встретились с ее глазами.

Взгляд тотчас уплыл в сторону, голова поникла, и Марьянапоняла, что Лариса не только измучена до полусмерти, но и сильно пьяна. Аизорванное в лоскуты платье, едва прикрывавшее тело, на котором не осталосьникакого белья, подсказало Марьяне, что именно делали с этим стройным,красивым, ухоженным телом.

– Да ничего, все обойдется, – словно услышав ее мысленныйвопль, небрежно успокоил Салех. – Для такой кобылы трое жеребцов – пустяки.Правда, для начала пришлось хорошенько поработать над ней плетью да влить чутьне бутыль араки, чтоб дала себя объездить.