Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем мы вчера так набухались? – спрашивает он.
– Не знаю, ты предложил, – с трудом отвечаю я.
– Я сейчас блевану, – говорит он и медленно встает, направляясь в ванную.
Я подавляю в себе приступ тошноты и решаю спать дальше. Опять коснувшись головой подушки, я вдруг вспоминаю все, что было вчера. Меня словно пинают в живот и выбивают из легких весь воздух. Мы с Томом целовались. Мы целовались, а потом… а потом я очнулась здесь. Я подскакиваю с кровати и бегу за ним, залетая в ванную.
– Том, как… ой, прости, – осекаюсь, застав его стоящим у туалета спиной ко мне и опирающимся рукой о стену. Я отворачиваюсь и слышу, как он застегивает ширинку и смывает.
Неловко глянув на него, я замечаю, как раздраженно он на меня смотрит. Сглотнув, я говорю:
– Как мы сюда попали? Я ничего не помню.
Он подходит к раковине, моет руки и тянется к зубной щетке.
– А я вообще ни черта не помню из вчерашнего вечера, – говорит.
– В смысле… то есть вообще ничего?
– Вообще ничего.
Я снова чувствую, как меня бьют, но теперь уже ножом в сердце. Том принимается чистить зубы.
– Нет, погоди… такого не может быть!
– Я же сказал, – бормочет он с пастой во рту.
– Нет…
Том метает в меня убийственный взгляд, и я осекаюсь. Наблюдая за тем, как он водит щеткой во рту, я чувствую, что сердце сжимается от невыносимой боли.
– Просто у меня такое в первый раз, – подбираю слова.
Том сплевывает и говорит:
– Не в последний, это уж точно.
– Что? – не понимаю я.
– Белинда, – он опирается руками о раковину, – выйди отсюда. Ты не видишь? Мне хреново.
До боли закусив губу, я говорю:
– Прости… – И закрываю за собой дверь.
Привалившись к стене, я устремляю взгляд в пустоту. После хлопка двери в ушах дребезжит тишина. Я сжимаю переносицу пальцами, пытаясь облегчить головную боль, но это не помогает. Не зная, куда себя деть, я иду в другую спальню и захожу в ванную комнату.
Одежда пахнет потом, спиртом и сигаретным дымом. Колготки порваны, а колени стерты в кровь. Все тело ломит. Я подхожу к зеркалу и замечаю на своей шее два темно-красных засоса, один под другим. Невольно касаюсь их рукой. Не помню, как они появились, не помню, что еще между нами было. Я полностью одета, да и Том тоже, значит…
Мои губы потрескались и обветрились, а топ наполовину сполз с груди. Следы, оставшиеся от него, причиняют боль. Почувствовав к себе тошнотворное отвращение, я скорее скидываю на пол всю одежду. Захожу в душ и включаю воду; у меня больше не получается сдерживаться. Из горла вырываются рыдания. Я пытаюсь плакать беззвучно, но ничего не выходит. Всхлипы и стоны то и дело перебивают шум воды. Мне так больно, что хочется заорать и удариться головой о кафельную кладку.
Сжав до боли зубы, я скалюсь:
– Сраный мудак…
И бью кулаком в стену. Руку простреливает, и я вскрикиваю. Трясу ладонью, но боль не проходит, отчего я плачу еще сильнее. Ненавижу его. Всей душой ненавижу. Он целовал меня, лапал и поставил два засоса, а потом просто забыл об этом. Лучше бы я тоже все забыла…
С трудом успокоившись и помывшись, я выхожу в гостиную за чемоданом, но не успеваю ничего сделать. Из спальни вылетает Том, натягивая на себя футболку. Он держит телефон у уха и кричит:
– Твою мать, я работаю, ты можешь это понять или нет?!
Я цепенею и смотрю на него.
– Да мне насрать, Марта, ты слышишь, мне насрать! Я имею такое же право, как и ты!
От его крика меня начинает трясти. Том мечется по комнате и даже не замечает меня.
– Я этого не позволю, слышишь?! Это мой сын! Алло! Марта! Твою мать! – рычит Том и со всей силы швыряет телефон в стену. Он с треском ударяется, а я вздрагиваю и в страхе замираю.
Том гневно дышит, сцепляя руки на затылке, и принимается ходить туда-сюда. В какой-то момент он видит меня. Я растерянно смотрю на него, боясь хоть что-то сказать.
– Я пошел есть, – говорит он и проносится мимо меня, а потом исчезает за дверью.
Я сглатываю и оглядываюсь по сторонам. Что это было? Постояв на месте еще некоторое время, я все-таки смелею и подхожу к телефону. Подбираю его с пола и разглядываю треснувший экран. Нажимаю на него пальцами и вижу заставку – обложку альбома Pink Floyd “The Dark Side of the Moon”. Немного помедлив, я кладу телефон на столик у дивана и забираю в спальню чемодан.
Закончив со всеми делами, я собираюсь спуститься в ресторан, но замираю в гостиной, услышав звонок своего телефона. Кроме матери, мне никто никогда не звонит, так что мне ужасно не по себе, но я все-таки смотрю в экран.
Скифф.
Я сглатываю, колеблюсь, но все-таки отвечаю:
– Да?
– Сегодня в «Голден Булл» в десять вечера, – говорит он. – Это клуб в Джинглтауне.
– Послушай, я не в городе… Мы можем встретиться в другой день?
– Мне нет дела то того, где ты, – выплевывает он. – Сегодня в десять в «Голден Булл», или ты знаешь, что будет.
Он сбрасывает, а я опускаюсь на диван и чертыхаюсь. Дерьмо… как же я надеялась, что он отстанет от меня, и я забуду обо всем этом. Сегодня в десять… Я оглядываю огромный роскошный люкс, побывать в котором посчастливится далеко не каждому. На самом деле мне плевать и на этот номер, и на тот личный самолет, которым мы сюда летели, и на дорогущий телефон, который Том с легкостью разбил и даже не удосужился поднять. На дорогую еду, на брендовые вещи… все это неважно и ненужно, ведь у меня есть дешевый заменитель всего этого сразу. Я не могу его лишиться, просто не могу…
Из мыслей меня выдергивает звук открывающейся двери и мужские голоса. Из коридора в номер заходит сначала Том, а потом мой отец. Они разговаривают, и лица у них совершенно невеселые. Увидев меня, они замолкают, а я вспоминаю о засосах на шее и тут же пытаюсь прикрыть их волосами.
– Привет, пап, – говорю.
Том проходит вглубь комнаты, отец говорит:
– Привет.
Я смотрю на него, и у меня возникает идея.
– Папа, – сходу начинаю я, – можно тебя кое о чем попросить?
– Конечно, Бельчонок. Но сначала мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Нахмурившись, я наблюдаю, как он садится рядом со мной на диван.
– Мне звонила твоя мать, – говорит отец.
От этих слов меня охватывает такой испуг, что по спине пробегает дрожь.
– И что? – напираю я, решив, что лучшая защита – это нападение.
– А то, что она мне все рассказала.
– Рассказала о чем? – перебиваю. – О том, что избила меня так сильно, что я плевалась кровью?!