– Откуда к вам пришло письмо?

– Из Стайлз-Корт.

– Тот же адрес, куда вы отослали пакет?

– Да.

Сэр Хэвиуэзер накинулся на него, как хищник на свою жертву:

– Откуда вы знаете?

– Я… я не понимаю.

– Откуда вы знаете, – повторил защитник, –что письмо к вам пришло из Стайлз-Корт? Вы обратили внимание на почтовыйштемпель?

– Нет… но…

– О! Вы не обратили внимания на почтовый штемпель и темне менее утверждаете, что письмо пришло из Стайлз-Корт! Собственно говоря, этомог быть любой почтовый штемпель?

– Д-да…

– Значит, письмо могло быть отправлено откуда угодно?Например, из Уэльса?

Свидетель признал такую возможность, и сэр Эрнст выразилудовлетворение.

Элизабет Уэллс, младшая горничная Стайлз-Корт, рассказала,как, отправившись спать, вдруг вспомнила, что закрыла парадную дверь на засов,а не только на замок, как об этом просил мистер Инглторп. Она спустилась вниз,чтобы исправить свою ошибку. Услышав слабый шум в западном крыле дома, глянулав коридор и увидела, как мистер Джон Кавендиш стучал в дверь миссис Инглторп.

Сэр Хэвиуэзер расправился с Элизабет Уэллс очень быстро. Подбезжалостным натиском его вопросов она стала безнадежно себе противоречить, исэр Эрнст с довольной улыбкой на лице опустился на свое место.

Затем давала показания Анни. Она рассказала о стеариновомпятне на полу и о том, что видела, как подсудимый нес кофе в будуар миссисИнглторп.

После этого был объявлен перерыв до следующего дня.

Возвращаясь домой, Мэри Кавендиш горячо возмущаласьповедением обвинителя:

– Отвратительный человек! Какую сеть он сплел вокругмоего бедного Джона! Как он искажает даже самый незначительный факт, изменяяего до неузнаваемости!

– Вот увидите, – старался я ее успокоить, –завтра все будет иначе.

– Да-а, – задумчиво произнесла она и вдруг понизилаголос: – Вы не думаете?… Конечно же, это не мог быть Лоуренс… О нет! Этого неможет быть!

Я и сам был озадачен и, оставшись наедине с Пуаро, спросил,что он думает о действиях сэра Эрнста, куда тот клонит.

– О-о! Этот сэр Эрнст – умный человек, – спохвалой отозвался Пуаро.

– Вы думаете, он уверен в виновности Лоуренса?

– Я не думаю, что он в это верит. Мало того,сомневаюсь, что его вообще что-либо заботит. Нет! Он просто пытается создатьнеразбериху в головах присяжных, чтобы они разделились во мнениях, будучи не всилах понять, кто из братьев это сделал. Он пытается создать впечатление, чтопротив Лоуренса есть столько же улик, сколько и против Джона… И я далеко неуверен в том, что это ему не удастся.

Когда на следующий день заседание суда возобновилось, первымв качестве свидетеля был приглашен инспектор криминальной полиции Джепп. Егопоказания были четкими и ясными. Сообщив о предшествовавших событиях, онпродолжил:

– Действуя согласно полученной информации,суперинтендант Саммерхэй и я обыскали комнату подсудимого, когда онотсутствовал. В его комоде под стопкой нижнего белья мы обнаружили следующиепредметы: во-первых, пенсне в золотой оправе, подобное тому, какое носит мистерИнглторп, – оно представлено здесь в качестве улики; во-вторых, вот этумаленькую бутылочку.

Помощник аптекаря тотчас же подтвердил, что это тот самыймаленький медицинский пузырек из синего стекла, содержавший несколько белыхкристаллических гранул. Наклейка на бутылочке гласила: «Стрихнина гидрохлорид.Яд».

Другая улика, обнаруженная детективами, представляла собойпочти чистый кусок промокательной бумаги, вложенный в чековую книжку миссисИнглторп. При отражении в зеркале можно было прочитать: «…в случае моей смертия оставляю все, что мне принадлежит, моему любимому мужу, Алфреду Инг…» Этаулика бесспорно свидетельствовала о том, что уничтоженное завещание былосоставлено в пользу мужа усопшей леди. Затем Джепп предъявил обгоревший кусочекплотной бумаги, извлеченный из камина. Все это вместе с обнаруженной на чердакечерной бородой подтверждало показания Джеппа.

Однако предстоял еще перекрестный допрос.

– Когда вы обыскивали комнату подсудимого? –спросил сэр Эрнст.

– Во вторник, двадцать четвертого июля.

– Точно через неделю после трагедии.

– Да.

– Вы сказали, что нашли эти два предмета – пенсне ибутылочку – в комоде. Он не был заперт?

– Нет.

– Вам не кажется невероятным, что человек, совершившийпреступление, прячет улики в незапертом комоде, где любой может их обнаружить?

– Он мог спрятать их в спешке.

– Но вы только что сказали, что прошла целая неделя содня трагедии. У подсудимого было достаточно времени, чтобы убрать и уничтожитьэти улики.

– Возможно.

– Тут не может быть никаких «возможно»! Было или небыло у него достаточно времени, чтобы убрать и уничтожить улики?

– Было.

– Нижнее белье, под которым вы обнаружили улики, былотолстым или тонким?

– Толстым.

– Иными словами, это было зимнее белье. Совершенноочевидно, что подсудимый вряд ли подходил к этому ящику комода в последнеевремя, не так ли?

– Возможно, нет.

– Будьте любезны ответить на мой вопрос. Стал быподсудимый в самую жаркую неделю лета открывать ящик, содержащий зимнее белье?Да или нет?

– Нет.

– В таком случае не считаете ли вы вероятным, чтообнаруженные вами предметы были положены туда кем-то другим и что подсудимый обэтом не знал?

– Я так не считаю.

– Однако это возможно?

– Да.

– Это все!

Затем последовали показания свидетелей о финансовыхзатруднениях, которые постигли подсудимого в конце июля… о его интрижке смиссис Рэйкс… Бедной Мэри при ее гордости, вероятно, было очень горько все этослышать! Эвлин Ховард была права, хотя ее враждебное отношение к АлфредуИнглторпу не позволило ей сделать правильные выводы.

Потом для дачи свидетельских показаний пригласили ЛоуренсаКавендиша. На вопросы мистера Филипса он ответил, что ничего не заказывал вфирме «Паркинсонс». И вообще 29 июня находился в Уэльсе.

Подбородок сэра Эрнста незамедлительно воинственновздернулся вверх.