– О-о! «Поспешно»! – В голосе Мэри прозвучаланасмешка над моей осмотрительностью.

И тут у меня вырвались слова, за которые через минуту яготов был откусить себе язык:

– Вы знаете, что доктор Бауэрштейн арестован?

В тот же миг холодность, подобно маске, закрыла лицо Мэри,лишив его всякого выражения.

– Джон был настолько любезен, что сообщил мне об этом, –спокойно отозвалась она.

– Ну и что же вы думаете? – невнятно, еле ворочаяязыком, спросил я.

– О чем?

– Об аресте.

– Что я могу думать? По-видимому, он немецкий шпион.Так Джону сказал садовник.

Лицо Мэри и ее голос были совершенно холодны, не выражалиникаких эмоций. Любила она его или нет?

Мэри отступила на шаг и дотронулась до цветов в вазе.

– Совсем завяли, – бесстрастно констатировалаона. – Нужно поставить новые. Вы не могли бы чуть посторониться? Благодарювас, мистер Гастингс.

Она спокойно прошла мимо меня и вышла в сад, на прощаниехолодно кивнув.

Нет, конечно, Мэри не любила Бауэрштейна! Ни одна женщина немогла бы сыграть роль с таким ледяным безразличием.

Пуаро не появлялся. Не показывались и детективы изСкотленд-Ярда.

Ко времени ленча у нас произошло небольшое событие. Дело втом, что мы тщетно пытались разыскать четвертое из писем, написанных миссисИнглторп незадолго до смерти. Так как все попытки оказались напрасными, мыпрекратили поиски, надеясь, что со временем письмо обнаружится само собой.Именно так и случилось. Развязка пришла с дневной почтой в виде ответа отфранцузского музыкального издательства. В нем миссис Инглторп ставили визвестность о получении ее денежного чека и с сожалением сообщали, чтоработники фирмы не смогли найти заказанную ею серию русских песен. Так что отпоследней надежды на разрешение таинственного убийства с помощьюкорреспонденции миссис Инглторп пришлось отказаться.

Перед послеполуденным чаем я направился к Пуаро, чтобыповедать ему о новом разочаровании, но, к моей немалой досаде, обнаружил, чтоего опять нет дома.

– Снова уехал в Лондон?

– О нет, мсье, он поехал поездом в Тэдминстер, чтобы,как он сказал, посмотреть аптеку юной леди.

– Глупый осел! – сердито воскликнул я. – Ведья же говорил ему, что среда – единственный день, когда ее там нет! Ну что же,передайте ему, чтобы он пришел повидать нас завтра утром. Вы сможете этосделать?

– Разумеется, мсье.

Но Пуаро не появился и на следующий день. Я уже началсердиться. Поистине, он вел себя совершенно бесцеремонно.

После ленча Лоуренс отвел меня в сторону и спросил, не пойдули я повидать моего бельгийского друга.

– Нет, не пойду. Если захочет повидаться, пустьприходит сюда.

– О! – Лоуренс выглядел необычно. В его манередержаться были какие-то нервозность и возбуждение, вызвавшие мое любопытство.

– В чем дело? – спросил я. – Конечно, я могупойти, если в этом есть особая необходимость.

– Ничего особенного, но… гм!.. Если вы его увидите, немогли бы вы ему сказать… – Лоуренс понизил голос до шепота, – что я,кажется, нашел еще одну кофейную чашку.

Я уже почти забыл о таинственном поручении Пуаро, но теперьмое любопытство снова разгорелось.

Лоуренс ничего больше не объяснил, и я решил, что, пожалуй,сменю гнев на милость и снова пойду поищу Пуаро в «Листуэй коттедж».

На этот раз старик бельгиец встретил меня улыбкой – мсьеПуаро дома. Не желаю ли я подняться наверх? Я взобрался по лестнице.

Пуаро сидел у стола, закрыв лицо руками. При моем появлениион вскочил.

– Что случилось? – озабоченно спросил я. –Надеюсь, вы не заболели?

– Нет-нет! Я не болен. Решаю очень важную проблему.

– Ловить преступника или нет? – пошутил я.

К моему величайшему удивлению, Пуаро мрачно кивнул:

– Как сказал ваш великий Шекспир: «Говорить или неговорить – вот в чем вопрос!»

Я не стал поправлять ошибку в цитате.

– Вы серьезно, Пуаро?

– Очень серьезно. Потому что от этого зависит самоеважное на свете.

– Что же это?

– Счастье женщины, mon ami! – серьезно ответилПуаро.

Я не нашелся, что сказать.

– Наступил решающий момент, – задумчиво произнесПуаро, – а я не знаю, как поступить. Видите ли, ставки в моей игре слишкомвелики. Только я, Эркюль Пуаро, могу себе это позволить! – Он гордопохлопал себя по груди.

Выждав уважительно несколько минут, чтобы не испортитьэффекта, я передал ему слова Лоуренса.

– Ага! – воскликнул Пуаро. – Значит, онвсе-таки нашел кофейную чашку! Очень хорошо. Этот ваш длиннолицый мсье Лоуренсумнее, чем кажется.

Сам я был не очень высокого мнения об уме Лоуренса, но нестал возражать Пуаро. Я только мягко попенял ему за то, что он, несмотря на моепредупреждение, забыл, какие дни у Цинтии свободны.

– Это верно. Я ничего не помню – голова у меня какрешето! Однако другая юная леди была весьма мила. Она очень сожалела, увидевмое разочарование, и самым любезным образом все мне показала.

– О! Ну, в таком случае все в порядке, а попить чай сЦинтией вы сможете как-нибудь в другой раз.

Я рассказал Пуаро о письме.

– Очень жаль, – сказал он. – У меня былинадежды на это письмо, но они не сбылись. Все должно быть раскрыто изнутри.Здесь! – Он постучал себя по лбу. – С помощью маленьких серыхклеточек. Это уж их дело. – Затем неожиданно спросил: – Друг мой, выразбираетесь в отпечатках пальцев?

– Нет! – Меня удивил его вопрос. – Я толькознаю, что двух одинаковых отпечатков пальцев не существует. На этом мои знаниякончаются.

– Совершенно верно. Одинаковых не бывает. – Оноткрыл ящик стола, вынул несколько фотографий и разложил их на столе. – Яих пронумеровал: один, два и три, – сказал Пуаро. – Вы могли бы мнеих описать?

Я внимательно рассмотрел снимки.

– Все, как я вижу, сильно увеличено. Я бы сказал, чтономер первый принадлежит мужчине, это отпечатки большого и указательногопальцев. Номер второй – женский. Он намного меньше и совершенно другой. А номертри… – Я задумался. – Похоже, тут смешано несколько отпечатков, ноочень ясно просматривается первый номер.