Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начнем сначала, сказал он. Мне нужно будет пройти сложный процесс сертификации.
- Где, сэр?
- В отряде Королевских ВВС «Лемминг».
В ... долине Йоркшира?
5.
Начало лета. Сухая кладка стен, лоскутные поля, овцы едят на поросших травой склонах. Впечатляющие известняковые утесы, скалы и крутые склоны. Куда ни глянь, всюду очаровательная молиния голубая. Здешний пейзаж не столь славен красотой, как в Озерном крае к западу отсюда, но все равно дух захватывало, многие великие британские творцы находили здесь вдохновение. Например, Вордсворт. Мне удалось избежать чтения творений этого старого джентльмена в школе, но теперь я подумал, что он, должно быть, был чертовски хорош, раз проводил время в этих краях.
Стоять на утесе над этим пейзажам и пытаться его стереть с лица земли - мне это казалось кощунством.
Конечно, уничтожение было мнимым. На самом деле я не взорвал ни одну долину. Но в конце каждого дня чувствовал себя так, словно взорвал. Я изучал Искусство разрушения, и первое, что узнал: Искусство разрушения - это почти творчество. Оно начинается с воображения. Прежде, чем что-то уничтожить, нужно представить его уничтоженным, и мне очень хорошо удавалось представлять на месте долин дымящиеся апокалиптические пейзажи.
Распорядок дня всегда был один и тот же. Подъем на рассвете. Стакан апельсинового сока, миска каши, потом - полный английский завтрак, и отправляемся на учения. Когда первые лучи солнца озаряли горизонт, я начинал управлять самолетом, обычно - «Ястребом». Самолет достигал своей исходной точки на расстоянии пяти-восьми морских миль, потом я задавал цель и давал сигнал к вылету. Самолет разворачивался и вылетал. Я вел его по небу над сельскими полями, используя различные ориентиры. Г-образный лес, Т-образный осушительный канал. Серебристый сарай. В выборе ориентиров, следуя инструкциям, я должен был начинать с больших объектов, потом переходить к средним, а потом выбирать что-то маленькое. Мне сказали, что я должен рисовать для себя мир в виде иерархии.
- Иерархии, говорите? Думаю, я с этим справлюсь.
Каждый раз, когда я называл ориентир, пилот отвечал:
- Подтверждаю.
Или:
- Визуальный контроль.
Мне это нравилось.
Мне нравились ритмы, поэтика, медитативный напев. И я находил в этом упражнении более глубинные смыслы. Я часто думал: «Это ведь всё - игра, не так ли? Чтобы люди смотрели на мир вот так, как ты? И чтобы тебе отвечали?».
Обычно пилот летит низко, на высоте пятисот футов, на уровне восходящего солнца, но иногда я отправлял его ниже и заставлял резко набирать высоту. Самолет проносился мимо меня со скоростью звука, потом возвращался и взлетал под углом в сорок пять градусов. Потом я начал серию новых описаний и новых подробностей. Когда самолет достигал самой высокой точки, сворачивал крылья и выравнивал высоту, он начинал испытывать отрицательную перегрузку, именно тогда пилот видел мир таким, как я его нарисовал, а потом устремлялся вниз.
Вдруг пилот кричал:
- Вижу цель!
Потом:
- Атакую!
Потом я говорил:
- От винта.
Имея в виду, что его бомбы - всего лишь призраки, тающие в воздухе.
Потом я ждал, чутко прислушиваясь ко мнимым взрывам.
Так пролетали недели.
6.
Пройдя курс обучения авианаводчика, я должен был пройти курс боевой подготовки - изучить двадцать восемь различных видов боевого управления.
Управление в основном предусматривало взаимодействие с самолетом. Каждый способ управления был сценарием, небольшой пьесой. Например, представьте два самолета, которые вторглись в ваше воздушное пространство: «Доброе утро, это Чел Ноль Один и Чел Ноль Два. Мы - пара F-15 с двумя PGM на борту и одним JDAM, у нас перерыв девяносто минут, сейчас мы находимся на расстоянии двух морских миль от вашего местонахождения на эшелоне полета 150, хотим поговорить...».
Я должен был точно знать, что они говорят и как им ответить правильно на их сленге.
К сожалению, я не смог бы всё это изучить в обычной тренировочной зоне. Обычные тренировочные зоны вроде равнины Солсбери были слишком на виду. Кто-то меня увидит, разболтает прессе, и мое укрытие будет уничтожено - я вернусь туда, откуда начал. Так что мы с полковником Эдом решили, что я должен изучить управление где-то в отдаленном месте...где-то в...
Сандрингеме.
Мы оба улыбнулись, когда у нас возникла эта мысль. Потом - рассмеялись.
Бабушкино загородное поместье - последнее место, где будут искать принца Гарри, проходящего боевую подготовку.
Я снял номер в маленьком отеле возле Сандрингема - в «Найтсхилле». Я знал этот отель всю жизнь, проезжал мимо него миллион раз. Когда мы приезжали к бабушке в гости на Рождество, наши телохранители ночевали там. Стандартный номер - сто фунтов стерлингов.
Летом в «Найтсхилле» обычно жили бердвотчеры и проходили свадебные вечеринки, но сейчас, осенью, отель пустовал.
Невероятное уединение было бы полным, если бы не старая леди в пабе при отеле. Она смотрела на меня выпученными глазами каждый раз, когда я проходил мимо.
Я был один, почти аноним, мое существование сводилось к одному интересному заданию, я был словно в бреду. Пытался не говорить об этом Челси, когда звонил ей по вечерам, но такое счастье было сложно скрыть.
Вспоминаю один тяжелый разговор. Что мы делали? Куда направлялись?
Она знала, что я забочусь о ней, но ей казалось, что я ее не вижу:
- Я - словно невидимка.
Она знала, как отчаянно мне хотелось на войну. Почему же она не может простить мне то, что я немного отстранился? Я был в растерянности.
Объяснил ей, что это - то, что мне нужно, именно это я хотел делать всю жизнь, и я хочу вложить в это душу. Если это значит, что меньше души останется для чего-то или кого-то другого, ну что же...мне жаль.
7.
Папа знал, что я живу в «Найтсхилле», и знал, к чему я готовлюсь. Он как раз был неподалеку, в Сандрингеме, с продолжительным визитом. Но ни разу не заглянул ко мне в гости. Думаю, он предоставлял мне личное пространство.
Кроме того, он еще чувствовал себя новобрачным, хотя свадьба была более двух лет назад.
Потом в один прекрасный день папа посмотрел на небо и увидел самолет «Тайфун», летящий на низком ходу