от управляемых взрывных устройств на обочинах и от снайперов. За тот месяц погибли десять британских солдат. За предыдущие полгода - сорок.

  Я попытался понять, что чувствую. Я не боялся. Был полон решимости. Стремился туда. Война, смерть, что угодно было лучше, чем оставаться в Британии - здесь тоже шла своего рода война. Как раз недавно газеты начали раздувать историю о том, как Уилл оставил мне голосовое сообщение, выдав себя за Челси. Кроме того, рассказали, что я попросил Джей-Эл-Пи помочь мне с исследовательским проектом в Сандхерсте. На этот раз обе истории были правдой. Вопрос: откуда газетчики узнали столь личные подробности?

  Из-за этого я превратился в параноика. Уилл - тоже. Из-за этого мы переосмыслили так называемую мамину паранойю, посмотрели на нее совсем другими глазами.

  Мы начали изучать свой ближний круг, стали сомневаться в проверенных друзьях и их друзьях. С кем они разговаривали? Кому доверяли? Никто не был вне подозрений, просто не мог быть. Мы начали сомневаться даже в своих телохранителях, а мы ведь всегда их боготворили. (Черт, теперь ведь я официально - телохранитель, телохранитель королевы). Они всегда были для нас кем-то вроде старших братьев. А теперь превратились в подозреваемых.

  На долю секунды мы усомнились даже в Марко. Вот как отравляет подозрение. Никто не был вне подозрений. Какой-то человек или люди из нашего с Уиллом ближайшего круга подло сливали информацию журналистам, так что никого нельзя было сбрасывать со счетов.

  Какое облегчение, думал я, оказаться в настоящей зоне военных действий, где всё это исчезнет из моей повседневной жизни.

  Пожалуйста, отправьте меня на поле боя, где существует четкий алгоритм действий. Где есть какое-то понятие о чести.

  Часть 2

  «Побежден, но не сломлен»

  1.

  В феврале 2007 года Министерство обороны Великобритании сообщило миру, что я получил назначение и буду командовать отрядом легких танков на границе с Ираком, возле Басры. Это было официальное сообщение. Я отправлялся на войну.

  Примечательна реакция общественности. Половина британцев разозлилась, считая, что рисковать жизнью младшего внука королевы - ужасно. Они говорили: «Запасной он или нет, глупо отправлять принца в зону боевых действий». (Такое произошло впервые за двадцать пять лет).

  А другая половина кричала «браво». Почему к Гарри должно быть особое отношение? Это пустая трата денег налогоплатедьщиков - выучить парня на солдата, а потом его не использовать.

  Погибнет - так погибнет, говорили они.

  Враг, конечно, считал так же. Повстанцы, пытавшиеся раздуть пламя гражданской войны за пределами Ирака, говорили: «Пришлите нам парня во что бы то ни стало».

  Один из лидеров повстанцев прислал приглашение, достойное торжественного ужина:

  »Мы ждем прибытия молодого избалованного красавчика-принца, затаив дыхание...».

  Лидер повстанцев сообщил, что у них на меня планы. Они собрались меня выкрасть, а потом подумают, что со мной сделать - пытать, потребовать выкуп или убить.

  Кажется, в прямом противоречии с этим планом свое послание он завершил обещанием вернуть принца бабушке «без ушей».

  Помню, когда я это услышал, кончики моих ушей начали пылать огнем. Я вспомнил детство, когда друг предложил хирургическим путем прижать мои уши к затылку, чтобы предотвратить или устранить родовое проклятие. Я спокойно отказался.

  Через несколько дней другой лидер повстанцев сослался на мою маму. Он сказал, что мне следует взять с нее пример и вырваться из тенет своей семьи: «Восстань против империалистов, Гарри».

  Иначе, предупредил он, «кровь принца обагрит нашу пустыню».

  Я бы мог переживать, что Челси обо всем этом узнает, но с тех пор, как мы начали встречаться, ее так изводила пресса, что она полностью отключилась. Газеты для нее не существовали. Интернет - закрыт.

  А вот британские военные следили за ситуацией. Через два месяца после объявления о моем назначении главнокомандующий, генерал Деннет, вдруг его отозвал. Кроме открытых угроз со стороны лидеров повстанцев британская разведка узнала, что мои фотографии предоставили группе иракских снайперов, снабдив их инструкцией о том, что я - «цель номер один». Снайперы были элитные - недавно уложили шестерых британских солдат. Так что миссия просто становилась слишком опасной для меня и для любого, кому не повезло бы оказаться рядом со мной. По словам Даннета и других я стал «магнитом для пуль». А всё - из-за прессы. В публичном заявлении об отмене назначения он обвинил журналистов в раскрытии всех подробностей, в публикации досужих домыслов, которые повысили уровень угрозы.

  Папин офис тоже опубликовал публичное заявление, в котором утверждалось, что я «разочарован», но это была неправда. Я был попросту раздавлен. Когда мне сообищили эту новость, я сидел со своими товарищами в Виндзорских казармах. Мгновение приходил в себя, потом сообщил им плохую новость. На протяжении многих месяцев мы вместе путешествовали и тренировались, мы стали братьями по оружию, а теперь они остались одни.

  Я не просто жалел себя. Я беспокоился о своей команде. Кто-то другой будет выполнять мою работу, а я всю жизнь проживу с чувством непонимания и вины. Что, если им без меня трудно?

  На следующей неделе несколько газет напечатали статьи о том, что я в глубокой депрессии. Но в одной или двух газетах сообщили, что внезапная отмена назначения - моих рук дело. Снова история про трусость. Они утверждали, что закулисно я заставил своих начальников отозвать назначение.

  2.

  Я решил уйти в отставку. Какой смысл оставаться в армии, если не можешь быть солдатом?

  Обсудил это с Челси. Ее разрывали противоречия. С одной стороны, она почувствовала облегчение. С другой стороны, она знала, как сильно я хотел присоединиться к своей команде. Она знала, что меня много лет преследовали журналисты, и армия оказалась единственным разумным выходом, который мне удалось найти.

  Кроме того, она знала, что я верил в миссию.

  Я обсудил это с Уиллом. У него тоже были смешанные чувства. Как солдат, он мне сочувствовал. Но как брат? Как старший брат, склонный к конкуренции? Ему не удавалось жалеть из-за такого поворота событий в полную силу.

  Большую часть времени в наших с Уиллом отношениях никак не проявлялась вся эта чушь про Наследника и Запасного. Но иногда меня заставали врасплох, я понимал, что в глубине души для него это важно. С профессиональнй и личной точки зрения его волновало, на каком уровне я нахожусь и что делаю.

  Ни от кого не получая утешения, я начал искать утешения в водке с «Редбуллом». И в джин-тонике. В это время меня фотографировали заходящим или выходящим среди ночи из различных пабов, клубов