– У тебя ничего этого нет. А что взамен?

– Ничего, – ответил я. – Какая-то непонятная тоска. Раньше хоть могли страстно ждать будущее, где всё будет прекрасно, а сейчас вот по уши в этом прекрасном. И дальше ничего, только это прекрасное без конца.

Она поставила чашку на стол, взгляд её стал глубже, а голос мягче:

– Сейчас у вашего общества наконец-то важная работа. Сделайте её. И все почувствуете себя лучше.

Я спросил безнадежно:

– Уходишь?

– Нужно, – ответила она.

Ни портала, ни щели в пространстве, просто исчезла, и как я ни старался уловить этот момент, по эффекту перехода многое можно понять, но ни одна молекула воздуха не сдвинулась, а её уже нет, словно и не появлялась.

Некоторое время я сидел молча и бездумно, только проигрывал разговор заново, затем в мозгу прозвучал тихий голос Гавгамела: «У тебя все в порядке?.. Ты у меня красным замигал».

– Деревня, – буркнул я. – Всё ещё допотопная сигнализация?.. Мы все не в порядке, Гавгамел.

Он сказал громче и с угрозой:

– Ты эти мысли брось! Сам знаешь, к чему ведут. Сейчас буду.

Послезнее слово ещё звучало в моей голове, когда он вышел из огненного портала прямо перед столиком. Пышущие жаром края металлической щели схлопнулись, портал исчез, оставив на полу быстро застывающие капли тёмных шариков из железа и кремния.

Он быстро сел на тот же стул, где сидела Ванда, и, наклонившись, требовательно всмотрелся в моё лицо.

– Что тебя тряхнуло?

Я ответил с тоской:

– Да так… ненавижу этот странный мир… Всё не так, всё не так… Начинаю чувствовать, что меня вообще нет.

Он спросил быстро:

– Энпээс?

Я ответил вяло:

– Даже не энпээс. Те всё-таки есть, хоть и не настоящие.

– Тогда что ты? – спросил он. – Тебя видим, ты чего? Могу в ухо дать, почувствуешь грубую реальность.

Я покосился на его огромные кулаки.

– Ощущения можно вписать любые. Даже не вписать, а… ну сами склеились, как нити дээнка под напором космогенных или квантовых флюктуаций.

Он сказал с нажимом:

– Ты эти мысли брось!.. Хотя такая умная дурь не только тебя посещает, Коля Василенко вообще самоубился, чтобы проверить… А ещё Вакула совсем недавно, ты вообще горевал…

Я пробормотал:

– Так его ж воскресили?

– Шесть раз, – подтвердил он, – но всё равно нашёл как. Человек всё может, если восхочет! Больше его никто и нигде. Топчет где-то неведомые дороги или нет его вообще, не знаем. Но проверять не стоит. У нас же всё, о чем мечтали!

Я пробормотал:

– Человек всем недоволен. Сперва ликует, потом привыкает, а затем и вообще… но мы – не они! Мы счастливы. За это предки боролись и умирали на баррикадах и ещё где-то. За счастливую жизнь и всегда накрытый стол, так, чтобы столешница ломилась!

Но сам ощутил, что голос прозвучал угрюмо. Ещё без сарказма, но он где-то близко, хотя все мы постоянно уверяем себя, что вот она наконец-то счастливейшая жизнь, мечта всего человечества.

Голос незримой официантки прощебетал над ухом:

– У нас новое фирменное блюдо! Желаете отведать?

Гавгамел отмахнулся.

– Спасибо, нет.

– А вам? – спросила она меня.

Я буркнул:

– Иди в жопу. Да не так, я фигурально!.. Что у вас тут за шуточки… Не до жратвы, мир рушится. В смысле, мой внутренний – это вселенная, а всё остальное гори пропадом.

– Ого, – сказал Гавгамел с интересом, – если так наш невозмутимый шеф заговорил… В самом деле в Датском королевстве назрели перемены! Но их, увы, не будет. Поезд ушёл. Кто не успел, тот опездол.

– Брось, – сказал я, – всегда есть надежда.

– На что?

– Что как-то само, – ответил я невесело, – звёзды в небо сойдутся, курица прокукарекает, коза закричит нечеловеческим голосом…

Он хмыкнул, сказал уже другим тоном:

– Кстати, Южанин знаешь что сотворил?

– Что?

Он сказал с удовольствием:

– Я от этой туши не ждал такой прыти!.. Он вчера тайком, не говоря нам ни слова, воскресил отца и мать. Они чуть-чуть не дотянули до наступления эры бессмертия. В общем, поселил их в отдельных квартирах, но поблизости, были в свободных отношениях, а сейчас вот готовится воскресить бабушку и дедушку. Уже сказал, что поселит вместе, всегда были неразлучны.

– И только тебе рассказал, – отметил я. – Почему-то все доверяют такому лупателю, хотя не знаю, чего вдруг.

– Он уже создал им домик, – сообщил он с удовольствием, – большой участок под сад, всё как было в то старое доброе время, только позаботился, чтобы урожай в огороде всегда был на высоте, никаких вредителей, и сами чтоб оставались здоровыми и не болели.

– А это точно они, – уточнил я, – а не цифровые копии?

Он хмыкнул, посмотрел со снисходительным интересом, как гора на мышь.

– Да мы и сами не уверены, не в виртуальном ли мире. Это ты у нас незыблем, как Эверест. Его родителям хорошо, счастливы. И бабушка с дедушкой тоже будут. А он скачет, как молодой гиппопотам, довольный, что стадо сытых слонов!

Я пробормотал в великом сомнении:

– Ну не знаю… Мне такое воскрешение кажется не совсем…

– Правильным?

– Полноценным, – уточнил я. – Копии есть копии. Сколько ни сделай моих копий, все равно копии, пусть у них все идентично до последнего атома.

Он фыркнул:

– Кто заметит разницу?

– Никто, – согласился я. – Но если я умру, то воскресят не меня, а мое подобие, как ты сам сказал.

Он вздохнул.

– Такие мысли посещали и мою мудрую голову, но академики утверждают, что если собрать всю-всю информацию о человеке, рассеянную по вселенной, то это и будет точное воскрешение!.. И ты в той копии ощутишь, что это ты!..

Я подумал, сказал всё ещё в сомнении:

– Любая копия будет считать, что она – это я. Но если склею ласты, то меня уже точно не будет. А копии есть копии, пусть и точные. Ладно, уже вижу, с Пушкиным поторопились… Не думали, что на самом деле всё сложнее, хотя уже не мальчики, битые жизнью и её выкрутасами.

Он буркнул:

– Но с Пушкиным как-то надо… довести до конца.

– Доведём, – пообещал я. – Как-то. И до какого-то.

Глава 11

Пространство с натужным треском раздвинулось, через щель к нам протиснулся Тартарин, громко и жизнерадостно напевая:

– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…

Гавгамел взглянул на него с неодобрением.

– Чего это он?

Я предположил:

– Наверно, Санта Клаусом себя вообразил, хотя сам ещё тот олень. Из косплеев не вылезает.

Гавгамел поморщился, косплеи не одобряем, хотя, конечно, иногда опускаемся до виртуальных игрищ, все мы люди, то есть обезьяны, но помалкиваем, моветон есть моветон, о