— А я думаю, это ты ловишь кайф, спасая людей, простоне хочешь признать этого.

— Полагаю, ты понятия не имеешь, от чего я ловлю кайф.Спасти девицу вроде тебя — благородное дело, вот и все, — горделиво заявилон.

Я сдержала порыв стукнуть его за словечко «девица».

— Тогда докажи это. Окажи мне любезность. Это ведь тожеблагородное дело.

— Конечно, — тут же согласился он. — Чего тыхочешь?

— Хочу чтобы ты передал сообшение Кристиану Озере.

Его пыл слегка угас.

— Что? Ты же это не всерьез?

— Очень даже всерьез.

— Роза… Ты ведь знаешь, я не могу заговорить с ним.

— Мне послышалось, ты сказал, что готов помочь. Мнепослышалось, ты сказал, что помогать «девицам» — благородное дело.

— При чем тут благородство, скажи на милость?

Я одарила его самым нежным взглядом, на какой была способнаи он не устоял.

— Что ему передать?

— Скажи, что мне нужны рукописи святого Владимира. Те,которые в хранилище. И пусть поторопится. Скажи, это для Лиссы. И скажи ему…скажи ему, что я соврала тем вечером после приема. — Я на мгновениезаколебалась. — Скажи, что я сожалею об этом.

— Не вижу никакого смысла…

— Так и должно быть. Просто сделай это. Пожалуйста.

Я снова одарила его улыбкой королевы красоты.

Заверив меня, что постарается исполнить поручение, он отбылна ланч, а я пошла на тренировку.

Мейсон выполнил мою просьбу.

Он нашел меня на следующий день перед уроками, в руках унего был ящик с книгами.

— Вот они, — сказал он. — Спрячь их поскорее,пока у тебя не начались неприятности.

Книги оказались очень тяжелыми.

— Это тебе Кристиан дал?

— Да. Я сумел поговорить с ним так, что никто незаметил. Этот парень любит выделываться, ты обратила внимание?

— Да. — Я снова улыбнулась ему, и он просиял. —Спасибо. Это дорогого стоит.

Я поволокла добычу к себе в комнату, прекрасно понимая, какдико это выглядит: я, которая терпеть не может всякие премудрости, готова сголовой зарыться в покрытое пылью дерьмо из четырнадцатого столетия. Однако,открыв первую книгу, я поняла, что это перепечатка перепечатки еще более раннейперепечатки; если бы книге на самом деле было столько лет, сколько я думала,она давно развалилась бы на части.

Быстро проглядев книги, я поняла, что их можно разбить натри категории: книги, написанные после смерти святого Владимира; книги,написанные разными людьми при его жизни; и что-то вроде дневника, написанногоим самим. Что там Мейсон говорил о первоисточниках? Две последние группы какраз то, что мне нужно.

Тот, кто перепечатывал записи, заодно и переложил их насовременный язык, так что мне не пришлось ковыряться в староанглийском. Или,может, в старорусском? Святой Владимир жил в этой древней стране.

«Сегодня я исцелил мать Саввы, много лет страдавшую отострых резей в животе. Теперь она выздоровела, но, по воле Господа нашего, этодалось мне нелегко. Я чувствую слабость и головокружение, безумие пытаетсяовладеть мною. Каждый день я благодарю Бога за поцелованную тьмой Анну,поскольку без нее, конечно, всего этого не вынес бы».

Снова Анна. И снова «поцелованная тьмой». Он много разупоминал ее среди прочего. В основном он писал длинные проповеди вроде тех, чтоя слышала в церкви. Жутко скучные. Однако другие отрывки больше напоминалидневник, перечисление того, что он делал каждый день. И если это на самом делесоответствовало действительности, он все время исцелял. Больных. Раненых. Дажерастения. Оживлял погибшие зерновые, когда люди голодали. А иногда просто чертзнает ради чего заставлял расцветать цветы.

Читая, я поняла, как это было хорошо для старого Влада —всегда иметь Анну рядом, потому что ему приходилось очень несладко. Чем большеон использовал свою силу, тем больше она сама воздействовала на него. Он велсебя иррационально — то печалился, то сердился. Винил в этом демонов и мололвсякую чушь в том же духе — совершенно очевидно, что он страдал от депрессии.Однажды, гласил дневник, он даже пытался убить себя. И кто же его остановил?Конечно, Анна.

Позже, проглядывая книгу, написанную человеком, который зналВладимира, я прочла:

«И многие воспринимают это как чудо — силу, которой обладаетблаженный Владимир. Морои и дампиры стекаются к нему, вслушиваются в каждоеслово, счастливы просто находиться рядом. Некоторые говорят, что этоприкосновение не духа, а безумия, но большинство обожают его и готовы сделатьвсе ради него. Вот так Господь помечает избранных, и если расплатой становятсягаллюцинации и отчаяние, эта жертва невелика по сравнению с тем сколько добраон приносит людям и как наставляет их на путь праведный».

Отрывок напоминал то, о чем говорил священник, но ячувствовала, что дело тут не просто в «обаянии», как выразилась Лисса. Людиобожали его, были готовы сделать все, что он попросит. Да, я уверена — Владимирприменял к своим последователям принуждение. В те дни, до запрета, многие мороиобладали этой силой, но не использовали ее по отношению к мороям и дампирам.Просто не могли. Только Лисса может.

Я захлопнула книгу и откинулась на спинку кровати. Владимирисцелял растения и животных. Он мог использовать принуждение по отношению кбольшим массам людей, и, судя по всем отчетам, это сводило его с ума и вгонялов депрессию. Но самое странное во всем этом, что буквально все описывали егоженщину-стража как «поцелованную тьмой». Это выражение не давало мне покоя стех пор, как я впервые услышала его…

— Ты «поцелованная тьмой»! Ты должна заботиться о ней!

Госпожа Карп прокричала эти слова, притянув меня к себе зарубашку. Это произошло два года назад, вечером, когда я находилась в зданиисредней школы, куда отправилась, чтобы вернуть какую-то книгу. До отбояоставалось совсем немного, и коридоры опустели. Я услышала громкий шум, и потомиз-за угла вылетела госпожа Карп, с выпученными глазами и совершенно безумнымвидом.

Все еще вцепившись в мою рубашку, она оттолкнула меня кстене.

— Понимаешь?

Я достаточно хорошо была знакома с приемами самозащиты,чтобы отпихнуть ее, однако потрясение парализовало меня.

— Нет.

— Они пришли за мной. Придут и за ней.

— За кем?

— За Лиссой. Ты должна защищать ее. Чем больше онаиспользует свои способности, тем хуже будет. Останови ее, Роза. Останови ее дотого, как они заметят и уничтожат и ее тоже. Увези ее отсюда.

— Я… Что вы имеете в виду? Увези ее отсюда… в смысле,из Академии?