— А вот с моей мамой произошло. Раньше она былакрасавицей. Полагаю, и сейчас хороша, в некотором роде. Но далеко не так, какпрежде… Сто лет ее не видела, — добавила я с горечью. — Может, теперьвообще ее не узнаю.

— Ты не любишь свою мать.

— Это так заметно?

— Ты почти не знаешь ее.

— Это точно. Она бросила меня. Я выросла в Академии.

Закончив очищать открытые раны, Дмитрий достал баночкуцелебной мази и начал втирать ее в огрубевшие участки кожи. Я буквальнорастворилась в ощущении, возникшем, пока он массировал мои руки.

— Ты так говоришь о ней… но как иначе она моглапоступить? Знаю, ты хочешь стать стражем. Знаю, как много это значит для тебя.Думаешь, она испытывала другие чувства? Как сложилась бы твоя жизнь, если бы онане оставила тебя здесь?

— Не люблю, когда приводят подобные разумные аргументы.

— По-твоему, я лицемерю?

— Просто хочу сказать, что тебе не следует так суровоотноситься к ней. Она очень уважаемая женщина-дампир. И направила тебя по томуже пути.

— Это не убило бы ее — повидаться со мной, —пробормотала я. — Но наверно, ты прав. Отчасти. Могло быть гораздо хуже.Могло получиться так, что меня вырастили бы «кровавые шлюхи».

Дмитрий поднял на меня взгляд.

— Я вырос в дампирской общине. Они не так плохи, кактебе кажется.

— Ох! — Внезапно я почувствовала себя ужасноглупо. — Я не хотела…

— Все нормально.

Он снова сосредоточился на моих руках.

— Значит, у тебя там были родные? И они растили тебя?

— Да, мать и две сестры. Я мало виделся с ними послетого, как пошел в школу, но мы поддерживаем связь. В основном эти общинывозникают вокруг семей. Там хватает любви, какие бы рассказы о них ты нислышала.

Чувство горечи вернулось, и я потупила взгляд, чтобы скрыть его.Пусть мать Дмитрия и другие его родственницы считалась обесчещенными, егосемейная жизнь с ними была счастливее, чем моя с «достойной уважения»матерью-стражем. Во всяком случае, он уж точно лучше знал свою мать, чем ясвою.

— Да, но… разве это не странно? Разве многиемужчины-морои не бывают там?..

Он продолжал круговыми движениями втирать в мою кожу мазь.

— Иногда.

В его голосе прозвучало что-то, подсказавшее мне, чтоуглубляться в эту тему не следует.

— Я… Извини. Я не имела в виду ничего плохого..

— На самом деле… ты, скорее всего, и не подумала бы,что это плохо, — ответил он спустя, наверно, целую минуту и натянутоулыбнулся. — Ты не знаешь своего отца?

Я покачала головой.

— Нет. Мне известно лишь, что у него были классныеволосы.

Дмитрий скользнул по мне взглядом.

— Наверно.

Он снова занялся моими руками.

— Я знал своего отца.

Я замерла.

— Правда? Большинство моройских парней не остаются… всмысле, некоторые остаются, но обычно они просто…

— Ну, он любил мою мать. — Он произнес слово«любил» почти с отвращением, — И часто бывал у нее. Он отец и моих сестер.Но когда он приходил… ну, он не слишком хорошо обращался с матерью. Делалужасные вещи.

— Например? — Я заколебалась. В конце концов, речьшла о матери Дмитрия, и я не знала, как далеко могу зайти. — Те, чтоделают с «кровавыми шлюхами»?

— Нет, он зверски избивал ее.

Он наложил повязки на мои руки, но попрежнему держал их всвоих; по-моему, даже не замечая этого. Я-то уж точно заметила. Его руки былибольшими, теплыми, с изящными длинными пальцами. В другой жизни он мог быиграть на пианино.

— О господи! — воскликнула я. — Какойужас! — Я невольно стиснула руки, в ответ он сжал свои. — Это кошмар.И она… она позволяла ему это?

— Она — да. — Уголок его рта приподнялся, возниклалукавая и одновременно грустная улыбка. — Я — нет.

Меня захлестнула волна восхищения.

— Расскажи мне, расскажи! Ты выбил из него это дерьмо?

Его улыбка стала шире.

— Именно.

— Класс! — Я думала, что круче, чем Дмитрий, бытьневозможно, но ошибалась. — Ты отдубасил своего папочку! В смысле, это,конечно, ужасно, но… Здорово! Ты и вправду бог.

Он удивленно уставился на меня.

— Что?

— Так, ничего, — Я поспешно сменила темуразговора. — Сколько тебе тогда было лет?

Он по-прежнему выглядел слегка ошеломленным из-за этогомоего замечания насчет бога.

— Тринадцать.

Вот это да! Ну, точно бог.

— Ты отколотил отца, когда тебе было всего тринадцать?

— Это оказалось не так уж трудно. Я был сильнее его ипочти такого же роста. Я не мог позволить ему продолжать в том же духе. Хотел,чтобы он усвоил — быть мороем из королевской семьи не означает, что можнотворить что угодно с другими людьми… даже с «кровавыми шлюхами».

Я просто ушам своим не поверила. Неужели он имел в видусобственную мать?

— Мне очень жаль.

— Все нормально.

Отдельные куски головоломки встали на свое место.

— Ты поэтому так расстроился из-за Джесси? Он тоже изкоролевской семьи и тоже пытался воспользоваться этим своим преимуществом поотношению к девушке-дампиру?

Дмитрий отвел взгляд.

— Я расстроился по многим причинам. В конце концов, вынарушили правила, и…

Он не закончил и снова посмотрел мне в глаза с темвыражением, которое создавало между нами ощущение теплоты.

К несчастью, воспоминание о Джесси испортило мне настроение.Я опустила взгляд.

— Ты наверняка слышал, что обо мне говорят…

— Я знаю, что это неправда, — перебил он меня.

Его быстрая, уверенная реакция удивила меня.

— Откуда?

— Потому что я знаю тебя, — твердо ответил он —Знаю твой характер. Знаю, что ты хочешь стать выдающимся стражем.

Его уверенность вернула мне ощущение теплоты.

— Я рада, что хоть кто-то понимает. Все прочие считаютменя совершенно безответственной.

— Несмотря на то, что ты больше заботишься о Лиссе, чемо себе? — Он покачал головой. — Нет, твое чувство ответственностиглубже, чем у некоторых стражей вдвое старше. Ради достижения своей цели тысделаешь все, что потребуется.

Я задумалась над его словами.