– Мама меня убьет, если узнает.

– Твоей маме нужно научиться расслабляться.

Он качает головой:

– Нет, после того, что она пережила…

– Мы все пережили столько дерьма, – бурчу я.

– Но не такого, как у нее.

Я только пожимаю плечами. Не люблю споров, у кого более дерьмовая жизнь. У каждого своего дерьма хватает.

Какое-то время мы идем молча. Наш мотель стоит на шоссе сразу за городом, но здесь нет большого движения. Наверное, мало у кого находятся срочные дела в Гардении, Северная Каролина. Хотя кто знает…

Я смотрю на Коннора.

– Тебя когда-нибудь доставала ее паранойя? Все время бояться, что за тобой придет бугимен[23]?

Он фыркает:

– Если бы бугимен… Так было бы куда проще, чем на самом деле. – Пинает камешек на земле и следит, как тот отскакивает на дорогу.

Мы проходим еще немного, и я спрашиваю:

– У тебя все нормально, Коннор?

Кажется, он удивлен:

– А почему ты спрашиваешь?

Я снова пожимаю плечами:

– Ну, кто-то же должен спросить.

Я немало времени провела с Ланни и знаю, как легко она умеет притворяться, что все нормально, хотя на самом деле ровно наоборот. И не сосчитать, сколько раз по ночам я пробиралась к ней в комнату и обнимала, пока она плакала. А наутро Ланни улыбалась как ни в чем не бывало, словно и не было никаких слез.

Коннор резко вздыхает, и на секунду мне кажется, что он вот-вот расплачется. Но он несколько раз сглатывает ком в горле и качает головой:

– Я в порядке.

Ответить «я в порядке» – все равно что не ответить совсем. Уж я‐то знаю. Я провела бо́льшую часть жизни «в порядке», хотя никогда в нем не была.

– Нет, не в порядке, – возражаю я, потому что так и есть, и это любой идиот заметит. А я не идиотка.

– Ты права. Я не в порядке.

– Хочешь поговорить об этом?

Коннор смотрит на меня, потом на тротуар в поисках еще одного камешка, который можно пнуть.

– Не особо.

Я киваю. Не собираюсь давить, раз не хочет. Остаток пути мы проходим молча. Я оставляю Коннора в кафе и ловлю попутку до дома Джульетты, где Мэнди и Уилла уже ждут меня на обочине. Они стоят и смотрят, как машина останавливается и я выхожу.

– Кто это был? – интересуется Мэнди, глядя вслед удаляющейся машине.

Я пожимаю плечами:

– Какой-то парень, который предложил меня подбросить, чтобы прочитать лекцию об опасностях автостопа.

Глаза Уиллы округляются.

– Ты ездила автостопом? – Похоже, она действительно потрясена.

Я смотрю на Мэнди – кажется, она тоже в шоке, но и под впечатлением. Мне нравится блеск в ее глазах: теперь она проявляет ко мне больше интереса. И я чувствую себя не такой ущербной в компании этих девушек, которые явно птицы не моего полета.

– Надо же как-то передвигаться, – отвечаю я.

– А если б он оказался каким-нибудь маньяком с топором?

– На такой случай у меня есть вот это.

Открываю сумку и показываю лежащий там жесткий чехол. Девушки никак не реагируют – видимо, даже не поняли, что это кобура. Вытаскиваю и щелкаю, открывая, чтобы был виден пистолет.

Узнай миз Пи, что я повсюду таскаю его с собой, просто убила бы меня. Но она сама никогда не расстается со стволом и, как никто, должна понимать важность самообороны. К тому же я много раз ходила в тир и тренировалась. Я умею обращаться с оружием.

Девушки разевают рты при виде пистолета.

– Ты им когда-нибудь пользовалась? – спрашивает Мэнди.

Я киваю:

– Несколько раз.

Я не уточняю, что пользовалась в основном в тире. Хотя бывало, что среди ночи в дверь ломились пьяные парни – то ли заблудившись, то ли перепутав. Стоило только показать пистолет, как проблема решалась.

Девушки переглядываются. Затем Мэнди улыбается и протягивает руку, явно ожидая, что я возьму ее. Простой жест, который она наверняка повторяла сотню раз, даже не задумываясь. А я не привыкла к такому. Там, откуда я родом, люди не дотрагиваются друг до друга запросто. Мы держимся особняком.

Для меня странно, что эта практически незнакомая девушка хочет пожать мне руку, хочет позвать меня в свою компанию. Но, пожалуй, мне это нравится.

– Давай, – говорит она. – Идем в дом.

Я бросаю кобуру с пистолетом обратно в сумку и сплетаю пальцы Мэнди со своими, позволяя затянуть себя в ее мир.

Миссис Ларсон явно готовилась к нашему приходу, потому что в доме пахнет как в пекарне, и у меня тут же текут слюнки. Девушки ведут меня на кухню, где миссис Ларсон стоит у плиты в фартуке с оборками.

Мэнди представляет меня как новенькую из школы, и я ей благодарна. Меньше всего хочется, чтобы миссис Ларсон рассказала миз Пи, что я была здесь. Хозяйка дома обнимает меня, будто мы давно знакомы. Вообще я не из тех, кто любит телячьи нежности, и поэтому напрягаюсь в ее объятиях. Она держит меня какое-то время, но я не отстраняюсь: ее дочь пропала и, наверное, так она пытается справиться с горем.

Наконец миссис Ларсон отпускает меня и суетится вокруг Мэнди и Уиллы: гладит по голове, предлагает печенье и смотрит на них, словно отчаянно ища чего-то. Она не находит странным, что подруги привели меня с собой, и просто считает меня частью их компании, как будто я всегда была с ними.

Когда Мэнди спрашивает, можно ли потусить в комнате Джульетты, миссис Ларсон с улыбкой приглашающе машет нам.

Странно все это.

Девушки с топотом поднимаются по лестнице, словно они у себя дома, я иду следом. Дверь в комнату Джульетты закрыта, но они распахивают ее не раздумывая. Уилла идет прямо к кровати и падает на нее, откинувшись на подушки. Мэнди подходит к шкафу и начинает перебирать одежду на вешалках.

Я так и стою в дверях, потому что это комната пропавшей девушки, которой, может быть, уже нет в живых. И зайти внутрь – значит нарушить границы. Не то чтобы я слишком церемонна, но с годами поняла: нужно уважать мертвых, если хочешь, чтобы они уважали тебя.

Мэнди оборачивается ко мне:

– У тебя какой размер?

Пожимаю плечами. Я уже давно не покупала одежду. В основном ношу то, что одолжила у Ланни или стащила у Гвен. Мэнди достает вешалку с платьем на бретельках.

– Как думаешь, тебе подойдет? – И смотрит на Уиллу: – У нее ведь один размер с Джульеттой?

Уилла и Мэнди оглядывают меня с головы до ног. Да, все это как-то