Институт денщиков очень древнего происхождения. Говорят, ещёу Александра Македонского был денщик. Во всяком случае, не подлежит сомнению,что в эпоху феодализма в этой роли выступали оруженосцы рыцарей. Кем, скажем,был Санчо Панса у Дон-Кихота? Удивительно, что история денщиков до сих порникем не написана. А то мы прочли бы там, как альмавирский герцог во времяосады Толедо с голода съел без соли своего денщика; об этом герцог сам пишет всвоих воспоминаниях и сообщает, что мясо его слуги было нежным, мягким и сочными по вкусу напоминало нечто среднее между курятиной и ослятиной.

В одной старой швабской книге о военном искусстве мынаходим, между прочим, наставление денщикам. В старину денщик должен был бытьблагочестивым, добродетельным, правдивым, скромным, доблестным, отважным,честным, трудолюбивым, — словом, идеалом человека. Наша эпоха многоеизменила в характере этого типа. Современный денщик обыкновенно не благочестив,не добродетелен, не правдив. Он врёт, обманывает своего господина и очень частообращает жизнь своего начальника в настоящий ад. Это — льстивый раб, придумывающийсамые коварные трюки, чтобы отравить жизнь своему хозяину. Среди новогопоколения денщиков уже не найдётся самоотверженных существ вроде благородногоФернандо, денщика альмавирского герцога, которые позволили бы своим господамсъесть себя без соли. С другой стороны, мы видим, что в борьбе за свойавторитет — в борьбе не на жизнь, а на смерть со своими денщиками — начальникиприбегают к самым решительным мерам. Иногда дело доходит до настоящего террора.Так, в 1912 году в Граце происходил процесс, на котором выдающуюся роль игралнекий капитан, избивший своего денщика до смерти. Тогда капитан был оправдан,потому что проделал этот эксперимент всего лишь во второй раз. По мнению такихгоспод, жизнь денщика не имеет никакой цены. Денщик — вещь, часто только чучелодля оплеух, раб, прислуга с неограниченным числом обязанностей. Не удивительно,если такое положение принуждает раба быть изворотливым и льстивым. Его муки нанашей планете можно сравнить только со страданием слуг — мальчишек в ресторанахв старое время; у них чувство порядочности развивали подзатыльниками иколотушками.

Бывают, впрочем, и такие случаи, когда денщик возвышается доположения любимчика у своего офицера и становится грозой роты и даже батальона.Все унтеры стараются его подкупить. От него зависит отпуск. Он можетпоходатайствовать, чтобы при рапорте всё сошло хорошо.

Во время войны эти фавориты часто награждались большими ималыми серебряными медалями за доблесть и отвагу.

В Девяносто первом полку я знал несколько таких. Один денщикполучил большую серебряную за то, что умел восхитительно жарить украденных имгусей. Другой был награждён малой серебряной за то, что получал из домучудесные продовольственные посылки и его начальник во время самого отчаянногоголода обжирался так, что не мог ходить.

Подавая рапорт о представлении своего денщика к награждениюмедалями, этот начальник выразился так:

«В награду за то, что в боях проявлял необычайную доблесть иотвагу, пренебрегал своей жизнью и не отходил ни на шаг от своего командира подсильным огнём наступающего противника».

А тот в это время обчищал курятники в тылу. Война изменилаотношения между офицером и денщиком, и денщик стал самым ненавистным существомсреди солдат. У денщика была целая банка консервов, в то время как в команде однабанка выдавалась на пять человек. Его фляжка всегда была полна рому иликоньяку. Целый день эта тварь жевала шоколад, жрала сладкие офицерские сухари,курила сигареты своего начальника, стряпала и жарила целыми часами и носилагимнастёрку, сшитую лично ей по мерке.

Денщик был в самых интимных отношениях с ординарцем, уделялему обильные объедки со своего стола и делился с ним своими привилегиями. Ктриумвирату присоединялся обыкновенно и старший писарь. Эта тройка, живя внепосредственной близости от командира, знала о всех операциях и стратегическихпланах.

Отделение, начальник которого дружил с денщиком командирароты, было лучше других информировано обо всём. Если денщик говорил: «В двачаса тридцать пять минут улепетнём», то действительно ровно в два часа тридцатьпять минут австрийские солдаты начинали отходить от неприятеля.

Денщик находился в самых интимных отношениях с полевойкухней и с удовольствием околачивался у котла, заказывая себе разные блюда,словно он сидел в ресторане и держал в руках меню.

— Я люблю грудинку, — говорил он повару, — авчера ты дал мне хвост. Да положи-ка мне в суп кусок печёнки, знаешь ведь, чтоя селезёнку не жру.

Денщик был большим мастером создавать панику. Во времябомбардировки окопов душа у него уходила в пятки. В таких случаях он оказывалсявместе со своим и офицерским багажом в самом безопасном блиндаже и пряталголову под одеяло, чтобы его не нашла артиллерийская граната. В эти минуты онжелал только одного: чтобы его командир был ранен и он вместе с ним попал бы втыл, как можно подальше.

Своими «секретами» он увеличивал панику. «Кажется, ужесобирают телефон», — сообщал он конфиденциально по отделениям и былсчастлив, если мог потом сказать: «Уже собрали».

Никто не отступал с таким удовольствием, как он. В эти минутыон забывал, что над его головой свистят снаряды и шрапнель; не чувствуяусталости, он пробирался с багажом к штабу, где стоял обоз. Большую симпатию ониспытывал к австрийскому обозу и с огромным удовольствием с ним ездил. На худойконец он удовлетворялся и санитарными двуколками. Если же ему приходилось идтипешком, он производил впечатление человека, совершенно изничтоженного. В такихслучаях он бросал багаж своего офицера в окопах и волок только своё собственноеимущество.

Если случалось, что офицер, чтобы не попасть в плен,спасался бегством, а денщик попадал в плен, то последний никогда не забывалзахватить с собой и офицерские вещи, которые отныне становились егособственностью и которые он берёг как зеницу ока.

Я знал одного пленного денщика, который вместе с другимипрошёл пешком от Дубно до самой Дарницы под Киевом. Кроме своего походногомешка и мешка офицера, избежавшего плена, он тащил ещё пять различных ручныхчемоданов, да два одеяла и подушку, не считая узла, который он тащил на голове.Он жаловался мне, что два чемодана у него отняли казаки.

Мне не забыть этого человека, который так маялся со своимбагажом по всей Украине. Это была живая экспедиторская подвода. Я до сих порникак не могу понять, как смог он всё это унести, тащить несколько соткилометров на себе, потом доехать с этим до самого Ташкента, зорко охранятькаждую вещь… и умереть на своих чемоданах от сыпного тифа в лагере длявоеннопленных.

В настоящее время денщики рассеяны по всей нашей республикеи рассказывают о своих геройских подвигах. Они-де штурмовали Сокаль, Дубно,Ниш, Пиаву. Каждый из них — Наполеон. «Вот я и говорю нашему полковнику:пусть, мол, позвонит в штаб, что можно начинать».