И когда Швейк отворил ему дверь, фельдкурат сказал:

— Всё напрасно, Швейк. От судьбы не уйдёшь! Я проиграли вас и ваши сто крон. Я сделал всё, что только было в моих силах, но судьбасильнее меня. Она бросила вас в когти поручика Лукаша… Пришла пора намрасстаться.

— А что, сорвали банк у вас или же вы на понтепродули? — спокойно спросил Швейк. — Плохо дело, когда карта не идёт,но ещё хуже, когда везёт чересчур… Жил в Здеразе жестяник, по фамилии Вейвода,частенько игрывал в «марьяж» в трактире позади «Столетнего кафе». Однажды чёртего дёрнул предложить: «Не перекинуться ли нам в „двадцать одно“ по пятикрейцеров?» Ну, сели играть. Метал банк он. Все проиграли, банк вырос додесятки. Старик Вейвода хотел и другим дать разок выиграть и всё времяприговаривал: «Ну-ка, маленькая, плохонькая, сюда». Вы не можете себепредставить, как ему не везло: маленькая, плохонькая не шла, да и только. Банкрос, собралась там уже сотня. Из игроков ни у кого столько не было, чтобы идтива-банк, а Вейвода даже весь вспотел. Только и было слышна: «Маленькая,плохонькая, сюда». Игроки ставили по пятёрке и всё время проигрывали. Одинтрубочист так разошёлся, что сбегал домой за деньгами, и, когда в банке былобольше чем полторы сотни, пошёл ва-банк. Вейвода хотел избавиться от банка и,как позже рассказывал, решил прикупать хоть до тридцати, чтобы только невыиграть, а вместо этого сразу купил два туза. Он сделал вид, будто у негоничего нет, и нарочно говорит: «Шестнадцать». А у трубочиста всего-навсегооказалось пятнадцать. Ну, разве это не невезение! Несчастный старик Вейводапобледнел, вид у него был жалкий, а вокруг уже стали поругиваться иперешёптываться, что, дескать, передёргивает и что его как-то раз уже били занечистую игру, хотя на самом деле это был самый честный игрок. В банк сыпалиськрона за кроной. Там уже скопилось пятьсот крон. Тут и трактирщик не выдержал.У него как раз были приготовлены деньги для уплаты пивоваренному заводу. Он ихвынул, подсел к столу, сперва проиграл два раза по сто крон, а потоп зажмурилглаза, перевернул стул на счастье и заявил что идёт ва-банк. «Играем воткрытую!» — сказал он. Старик Вейвода, кажется, всё на свете отдал бы за точтобы проиграть. Все удивились, когда ему пришла семёрка и он оставил её себе.Трактирщик ухмыльнулся в бороду — у него было двадцать одно. Старику Вейводепришла вторая семёрка, и опять он её себе оставил «Теперь придёт туз илидесятка, — заметил со злорадством трактирщик. — Готов головупрозакладывать, пан Вейвода, что вам пришёл капут». Все затаили дыхание.Вейвода тянет, и появляется… третья семёрка. Трактирщик побледнел как полотно(это были его последние деньги) и ушёл на кухню. Через минуту прибегаетмальчонка, — он был у него в ученье, — кричит, чтобы мы скорей сняли трактирщика:хозяин-де весит на оконной ручке. Вынули мы его из петли, воскресили и селииграть дальше. Денег ни у кого уже не было — все деньги лежали в банке уВейводы. А Вейвода знай своё «маленькая, плохонькая, сюда», и счастлив бы всёспустить, но должен был открывать карты и выкладывать их на стол не мог онсмошенничать и перебрать нарочно. Все просто обалдели от того, как ему везло.Уговорились: если не хватит наличных, играть под расписки. Игра продолжаласьнесколько часов, и перед старым Вейводой росли тысячи за тысячами. Трубочистбыл должен в банк уже больше полутора миллионов, угольщик из Здераза — околомиллиона, швейцар из «Столетнего кафе» — восемьсот тысяч крон, а фельдшер —больше двух миллионов. В одной только тарелке, куда откладывали часть выигрышадля трактирщика, на клочках бумаги было более трёхсот тысяч. Старик Вейводапускался на всякие штуки: то и дело бегал в уборную и каждый раз давал за себяметать кому-нибудь другому, а когда возвращался, ему сообщали, что выиграл он ичто ему пришло двадцать одно. Послали за новой колодой, но и это не помогло.Когда Вейвода останавливался на пятнадцати, у партнёра было четырнадцать. Всезлобно глядели на старого Вейводу, а больше всех ругался мостовщик, которыйвсего-то-навсего выложил наличными восемь крон. Этот откровенно заявил, чточеловеку вроде Вейводы не место на белом свете и что такому нужно наподдатьколенкой, выкинуть и утопить, как щепка. Вы не можете себе представить отчаяниестарика Вейводы. Наконец ему в голову пришла идея. «Мне нужно в отхожееместо, — сказал он трубочисту. — Сыграйте-ка за меня». И так, безшапки, выбежал прямо на Мыслиховую улицу за полицией, нашёл патруль и сообщил,что в таком-то и таком-то трактире играют в азартные игры. Полицейские велелиему вернуться в трактир и сказали, что придут за ним следом. Когда Вейводавернулся, ему объявили, что за это время фельдшер проиграл свыше двухмиллионов, а швейцар — свыше трёх. А в тарелку для трактирщика положилирасписку на пятьсот тысяч. Скоро ворвались полицейские. Мостовщик крикнул:«Спасайся, кто может!» Но было уже поздно. На банк наложили арест и всех повелив полицию. Здеразский угольщик оказал сопротивление, и его увезли в «корзинке».В банке было больше чем на полмиллиарда долговых расписок и полторы тысячи кронналичными. «Ничего подобного я до сих пор не видывал, — сказал полицейскийинспектор, увидя такие головокружительные суммы. — Это почище, чем вМонте-Карло». Все, кроме старика Вейводы, остались в полицейском комиссариатедо утра. Вейводу, как доносчика, отпустили и обещали ему, что он получит вкачестве вознаграждения законную треть конфискованного банка, свыше сташестидесяти миллионов крон. Старик от всего этого рехнулся и утром ходил поПраге и дюжинами заказывал себе несгораемые шкафы… Вот это называется — повезлов карты!

Тут Швейк пошёл варить грог. К ночи фельдкурат, которогоШвейк с трудом отправил в постель, прослезился и завопил.

— Продал я тебя, дружище, — всхлипывал он, —позорно продал. Прокляни меня, ударь — стою того! Отдал я тебя на растерзание.В глаза тебе не смею взглянуть. Бей меня, кусай, уничтожь! Лучшего я незаслужил. Знаешь, кто я?

И, уткнув заплаканную физиономию в подушку, он тихим, нежнымголосом протянул:

— Я последний подлец… — и уснул, словно ко днупошёл.

На другой день фельдкурат не смел поднять глаз на Швейка,рано ушёл из дому и вернулся только к ночи вместе с толстым пехотинцем.

— Швейк, — сказал он, по-прежнему не глядя наШвейка, — покажите ему, где что лежит, чтобы он был в курсе дела, инаучите его варить грог. Утром вы явитесь к поручику Лукашу.

Швейк со своим преемником приятно провёл ночь заприготовлением грога. К утру толстый пехотинец еле держался на ногах и бурчалсебе под нос невероятную смесь из разных народных песен: «Около Ходова течётводичка, наливает нам моя милая красное пиво. Гора, гора высокая, шли девушкипо дорожке, на Белой горе мужичок пашет…»

— За тебя я не боюсь, — сказал Швейк. — Стакими способностями ты у фельдкурата удержишься.

Итак, первое, что увидел в это утро поручик Лукаш, былачестная, открытая физиономия бравого солдата Швейка, который отрапортовал:

— Честь имею доложить, господин обер-лейтенант, я — тотсамый Швейк, которого господин фельдкурат проиграл в карты.