Саша отодвинулась.

– Ты веришь, что я тебя очень хочу?

– Верю.

– И что просто хочу быть рядом?

– Да.

– Нам не обязательно заниматься сексом каждую встречу. Я хотел бы просто полежать вместе. Уснуть. Я хотел бы, чтобы ты хотя бы иногда оставалась на ночь. Спала голенькая рядом. Вот и все. Но у нас так мало времени.

мало, мало его, всегда так мало

– Да, – вздохнула Саша. Она даже эти часы раз в неделю виновато выцарапывала у подруг. И понятно, никакого кино в клубном кинотеатре «Москва» по приглашению Диминых друзей и никакого артхауса, ничего культового в оригинале в «Пионере», а как бы хотелось, как же ждалось. Но если она хотела поговорить, то приходилось выбирать, всегда выбирать, а как иначе. Вот как сейчас, она же с ним, в парке, днем, в воскресенье, пока Вика сидит со спящим Даней и ему, этому мужчине, как всегда, мало, и он все говорит и говорит об этом

– И впредь говори все сразу, не тяни, так только хуже получается, – спокойно заметил Дима.

– Договорились, – пообещала Саша, усмирила раздражение. И, держа сзади глупо скрещенные пальцы, поцеловала его.

– Пойдем послезавтра на ту же игру с ребятами?

и вот если сейчас она замнется, опять откажет, то он будет недоволен, она опять оттолкнет, ведь он хочет видеть ее всегда, в своей замечательной спокойной жизни видеть ее всегда

– Пойдем, – выдавила Саша.

Пришлось опять просить Инну.

Но Дима был счастлив. И его друзья были счастливы, и все улыбались, чокались, выкрикивали правильные-неправильные, «ай, можно любые, развлекаемся же, ответы, упражнялись в остроумии, выигрывали непочетное, но веселое седьмое место.

– Ты нравишься моим друзьям. А Женька все маме уже протрещал про тебя. Она писала, спрашивала, – сообщил Дима, когда они вдвоем пошли прогуляться по набережной.

Это напрягало.

– У вас хорошие отношения? – надо было переключить внимание с раздражения обратно на Диму.

– Приемлемые. Не без проблем. Ей только дай все поконтролировать. Я ее, конечно, останавливаю, когда совсем зайдется. Но тут уж что поделать, мама. Люблю на расстоянии. Бабушка такая же, малость надоедливая.

– В чем?

– Ну вот представь. Я взрослый человек, а бабушка ко мне раньше раз в неделю убираться приходила, да еще так бесяче – в холодильнике все осмотрит, кастрюльки, зорко бутылки приглядит, и гундосит, и ворчит, ворчит: это не так и это не так. Сплошная училка в школе, а не милая старушка. Я так напрягался, терпел долго, а как сорвался, то злодеем для всех родственников стал.

вот так про бабушек говорят люди, у которых этих мам и бабушек достаточно, даже, пожалуй, с излишком

– Я, конечно, был неправ. Потом извинился, но больше она не приходила, только с отдельным официальным приглашением, на праздники. Виноватым долго себя чувствовал, успокаивал, что так я свои границы оберегаю. Какие на фиг границы, если это слабость была с моей стороны. Я не границы выстроил, а отношения испортил. А взбесился-то, когда она сокровища выкинула.

– Сокровища?

– Да, – громко рассмеялся Дима. Проходящие мимо девушки оглянулись и задержали на нем взгляд. – Это моя коллекция жвачных оберток и старых упаковок. Ей лет двадцать. А у бабушки все мусор. Это сейчас смешно, а тогда я вышел из себя. Стыдно, в общем, вспоминать. Просто есть особо важные и памятные вещи.

но они не дороже людей?

Саша вспомнила свои памятные вещи от мамы. Наверное, это было нормально, любить свои вещи больше жизни отдельных людей, пока эти люди ходят с тобой рядом и ты в любой момент можешь им, людям, не вещам, позвонить.

– Сейчас внимательнее с мамой и бабушкой. Подсдали. Стареют.

К концу фразы Дима уже шептал.

Она остановилась, отвернулась, притворяясь, что смотрит на воду. Дима приобнял ее, защищая от ночного неторопливого ветра.

Красная тишина растянулась вдоль берега.

мы будем долго молчать, и все будут знать, что мы молчим не просто так, и это будет продолжаться бесконечно, бесконечно, пока небо над головой не опрокинется, не рассердится, нас не прогонит

мы будем говорить, не издав ни звука

мне одиноко

и мне

и что же делать?

вобрать, что сможем, а потом

разойтись, расстаться, забыть

И мысль эта вдруг обрушила все остальные и ударила ударила под дых

Они же все равно расстанутся, так или иначе расстанутся, ведь все началось не так, как нужно, не так, как начинаются хорошие и долгие истории. Так, может, ну это, сразу ну?

Закончить все сейчас? Сказать, надо сказать.

– Вообще-то есть кое-что, о чем я не говорила, – выдавила Саша.

– Что?

– Я не могу взять себе телефон.

– Ну почему? – закричал Дима в точности как Гена-крокодил, они смотрели с Даней мультик, какое смешное сравнение, главное, не засмеяться, ну почему так не вовремя

– Потому что не могу. И себе объяснить не могу. Купила пока простой, сама. Но скрывать больше не хочу. Я понимаю, ты хотел как лучше, но я не могу. Даже не распаковала его.

– Ты просто не хочешь, чтобы я был в твоей жизни. Вот и все. Сама и сама, и отойдите все остальные. И время на встречи ты определяешь, и ведь ни в коем случае не провести со мной времени больше. А то привяжешься, не дай бог, тяжело будет потом выбросить, жалко…

– Куда-то тебя понесло, – удивилась Саша. Она смотрела на внезапно чужого, взбешенного мужчину, ей было больно, хотелось или обнять его, или поскорее уйти домой.

– Нет, не понесло. Я к тебе серьезно отношусь, а ты не понимаешь или не хочешь понимать. Какая-то нелепость.

– Дима, остынешь, и поговорим.

– Нет. Пойдем я отвезу тебя.

– Я могу сама, – в порыве сказала было Саша, но увидела Димин взгляд и нагнетать дальше не стала. – Хорошо.

Ехали и молчали. Он высадил ее у дома, не попрощался.

– Спасибо, – обернулась Саша закрыть дверь, но машина но Дима уже тронулась.

Они не общались шесть важных для нее дней. Дима не писал, Саша не писала почему? как-то не писалось, боялась, что это все все, но сделать ничего не могла.

– Это все чувства, – говорила Инна. – Каждый раз думаешь: «Я достаточно осознанная, чтобы реагировать как взрослая», но на эмоциях выкидывает совсем в другое состояние. Вот и он так же.

Но легче не становилось. Если он так реагирует на новость о телефоне, то про Даню…

– Ну, сравнивать нельзя. Может, ты уже привыкла жить одна? – продолжала Инна. – И в чем-то он прав, ты к себе не подпускаешь.

– А как после того, что у меня произошло, подпускать?

как?

скажи

* * *

Три дня подряд – по дню на эпилептолога – они с Данилом ходили по частным клиникам. «Настало время для ответов», – подбадривала Саша себя, а в переписках с близкими людьми старалась не выдать волнения. Вооружилась своей историей и хотя, конечно же, все наоборот документами, снимками, электронными файлами, прошлыми заключениями. Готовилась задавать вопросы.

Готовилась, хотя сама понимала, насколько это бесполезно, сдержанно принять вердикт, сохранить холодную голову, чтобы не забыть спросить о главном там, на приеме, а не когда двери кабинета захлопнутся за спиной, оставив ее наедине со сложным решением.

с невозможным выбором отсутствия выбора

И те, кто любил говорить, что «выбор есть всегда, просто прислушайся к своей интуиции», вероятно, не решали сложносочиненных проблем, связанных с жизнью и здоровьем своих детей. Но, может, она, невротичная, уже поломанная и как-то наискосок подсобранная Саша, была неправа, и какое решение бы человек ни принял, все равно оно будет не до конца, не со всех сторон идеальным. Так, значит, не все ли равно, как выбирать.

Она замотала головой, возвращаясь в приемную первого, того самого, доброго эпилептолога. Жаль, что он был первым, а не завершал череду экспертных мнений. Как жаль она доверяла ему больше всех остальных врачей, еще не видя тех, других, не в этом ли насмешка логики?

«Операция таки, – сочувственно начал он. – Да. Страшно, а что поделать. Риск? Любая операция – это риск. Но очаги эпиактивности определены, если все пройдет удачно, то вопрос с приступами будет частично или полностью решен. А это хорошо для развития. Продвинетесь вперед, займетесь реабилитацией. Подумать? Конечно, вы обязаны (с нажимом) подумать».