болезнью семьей протекающей несчастливой по-своему. Что взять со здоровых счастливых людей? Здоровые люди понятны и просты, гладки, как камни, перелюбленные морем и выброшенные им от переизбытка эмоций обратно на берег. Счастливых людей никто не хочет, все лишь говорят и говорят о них, а на деле пшик и счастливыми никто быть не хочет, это скучно, так скучно, это утопия, это так здорово, что куда же деться, куда

А нездоровые – как бездна особых возможностей. Поле страданий, где все и понимают, что и страшнее смерти есть мучения, и понимать не хотят. Но как с этого поля сойти в реальную жизнь, как?

и пришла бездна, и поглотила их сознание

но были рады они

потому что уже умерли

* * *

Говорили, в общем, мало.

Секса без слов Саша, конечно, не ожидала. Свидание с одними глаголами и отглагольными формами тем более. Но это был Дима, а значит, нужно было готовиться к чему-то новому. Тем более они так долго ждали и этой встречи, и этого проникновения уже наговорились до этого же, зачем

Сначала долго целовались в машине у ее дома и у его дома, стараясь оттянуть деловитое, пусть и почти прокисшее желание, поднялись наверх, Дима предложил вина, а Саша не отказалась главное, чтобы и оно не было прокисшим не отказался и он, принес слишком большие бокалы и доверху их наполнил.

ну и пусть мало спонтанности, ну и пусть

А потом все случилось. На диване. Немного спешно, как и положено в первый раз, чересчур интенсивно, кое-где неловко словом, да, все как в первый раз, это же первый раз, только вначале такой, да?

Первый

и в ванну, ванну, но что же смывать, если вспотеть как надо – как она думает надо – еще не успели?

Внезапно, одной рукой он взял бритву, другой – Сашин лобок. Намылил ну, она же оставила там совсем немного волос

– Раздвинь, – сказал он.

– Только если я потом сделаю так же, – весело прищурилась Саша.

– А ты хороша, – согласился Дима. – Но это справедливо. Я согласен. Раздвинь, – попросил он, ласково постукивая по бедру.

И она раздвинула.

– Раздевать до трусов не надо. В футболочке оставляйте и в колготах.

Саша посадила Данила на колени, быстро сняла с него ботинки и штаны. «Проходите, пожалуйста», – сказала медсестра и повела их по глянцевым светлым коридорам в кабинет МРТ.

Они были записаны через тринадцать дней, но утром из клиники позвонили, предложили освободившееся время на двенадцать. Саша примчалась домой, собрала документы и ребенка, толком не успела ни поговорить с Димой, ни рассказать все Инне да и пока не хотела

– Наркоз будет действовать двадцать-тридцать минут, – объяснил врач-анестезиолог и попросил заполнить бумаги на ребенка.

Саша писала и немного смущалась. Какие тут все очень вежливые, очень внимательные, очень дорогие. А еще здесь находился наиболее точный аппарат МРТ и работал один из лучших врачей-радиологов в стране. Для расшифровки результатов нужен «правильный специалист», как советовал их новый частный эпилептолог. Подходило время приема и у двух других специалистов, и Саша надеялась прийти сразу с результатами обследований.

Она посадила, а потом, придерживая за голову, положила Даню на подвижную платформу. Руки справа и слева застегнули крепления на теле мальчика, а лицо накрыли маской.

– Подождите, пожалуйста, в комнате отдыха, – попросил кто-то, и Саша вышла, пока спящий Даня заезжал под футуристичную арку аппарата.

Села на диван, постаралась отвлечься, расслабиться. Вспомнила вчерашнее и зажмурилась. Не стыд, другое. Жаль, она не сказала ему сразу.

Вот в ванной, бритье. Что это за прихоть, привести девушку в дом и после первого же секса сразу побрить ее? А что, надо ждать до десятого?

Больно забило внутри гадкое, нервозное: он что, бреет всех своих женщин?

Вероятно, нет, хотел удивить, хотел сблизиться, ведь это обоюдное действие не про обнаженные полоски от бритвы, а про что-то более глубокое, объединяющее, личное. И все же вышло странно. Такое томление, желание, настаивающееся пару месяцев, а потом…

– Сейчас, – медсестра опережала каталку с ребенком, – мы переложим Данила на постель, скоро он начнет просыпаться, можно дать немного воды. Пожалуйста, садитесь рядом, чтобы не упал, после наркоза могут быть проблемы с координацией.

Саша послушно села на стул у кровати с белоснежным пододеяльником, взгляд застыл где-то на стене за его головой.

…А потом все прошло – обычно.

Обычно, нормально, скучно

Но «нормально» было не тем словом, которым хотелось бы обозначить такую долгожданную и насыщенную, такую ответственную, а может, потому и напряженную ночь. Ночь любви, когда если уж впадать в пограничные слащавые пошлости она планировала извиваться как кобра. Но она не извивалась и в змею не превращалась, и ведь никто ее не кусал, или кусал, но что это было, кто это был? Она даже, можно сказать, почти не двигалась.

И квартиру его специально не разглядывала – только видела, что небольшая, однокомнатная, с современным ремонтом получше, чем у нее Чистая и атмосферная: спортинвентарь в прихожей, турник, несколько дорогих бутылочек туалетной воды на зеркале в ванной, электрическая щетка, паста «с заботой о ваших деснах», там же рядом кожаные браслеты и шнурок-подвеска; в комнате, на стене напротив дивана – вот ее-то Саша рассмотрела хорошо, – миллион, наверное, фотокарточек. Дима на каяке в лазурном океане, вполоборота, улыбается много одинаковых ракурсов Дима на фоне гор, держит что-то наподобие кубка, улыбается. Дима на окрашенном градиентом льду, лежит, раскинув руки, как морская звезда, улыбается.

«Ты любишь путешествовать?» – еще раньше, в переписке, спрашивал он Сашу.

«Обожаю», – отвечала она, вспоминая российский юг нулевых, солнце в папиных соленых волосах и свой загорелый крапинками нос. А потом долгий перерыв, каникулярные отправки к ба и праба на все лето, долгожданную поездку вдвоем с мамой в Италию и еще в двадцать три неделю в Турции по горящей путевке с тремя подругами. О да, она обожала путешествовать.

пусть даже пока это было только по Москве

И вот что-то, помнится, сильно смутило ее тогда, в квартире, но сейчас то самое, обуревавшее мыслечувство поймать не выходило.

Даня шевелился, приходил в себя долго, но с улыбкой.

Дергался, хотел, видимо, сесть – это было новое умение «круглая спина на двадцать-тридцать секунд», – но Саша мягко положила руку на горячий бок. В ладонь вложила любимого зайца. Левая рука у Дани работала чуть хуже, чувствовалось в ней большее напряжение, та самая спастика, и зайца он сжимал, как и ее, мамины, пальцы, стальным объятьем средоточения. Словно все, что в жизни было дорого, он собирал в этой фальшивящей, неправильно цепкой руке.

Наркозное марево прошло. Он глядел уже вполне осознанно, здраво. Правой рукой не без усилий потрогал глаза у игрушки. А потом открыл рот и позвал:

– Ма-а-а.

Они уже ехали домой на метро. Возбужденная Саша с красными от счастливых слез глазами мяла в кармане этикетку от жвачки. Такой чистой радости она не помнила с детства. Даже если это было неосознанное называние, не обозначение, а просто первый слог, который Данилу удалось выдавить. Не все ли равно, с чего-то же надо было начинать.

Она же и учила, часто повторяла:

Я – мама

Ты – Даня.

Ма-ма – Да-ня

Да ня – ма ма

Пропускала слово «я», просто называла себя «мамой». Вычитала, что детям тяжело применять это «я». Ведь что такое «я», кто «я»? «Я» – это я, или мама, или все эти люди, этот мир вокруг? Маленькому человеку не понять да и взрослому сложно

И только у дома ликование дошло, дозрело до стадии «поделиться с другими». Теперь уже можно не сдерживать эмоции, а написать папе, а еще лучше сначала записать видео или аудио, а потом представить настоящие доказательства. Но телефона в кармане не было.

Лишь раскрошенная обертка от Love is.

* * *

Как только добралась до ноутбука, Саша написала папе и подругам про первый слог, самый важный слог, отчаянно обещавший, что когда-нибудь ее ребенок, ее мальчик, Данил заговорит. Сегодня она беспрестанно ныряла в счастье.

И лишь через несколько часов вспомнила про телефон, посчитала деньги. Придется побыть без него до выплаты пособия. И заказать самый простой, функциональный.

Диме и подругам про потерю сказала, пришлось, папе – нет. Он бы сразу выслал деньги, как и недавно на МРТ но там была необходимость, а тут всего