привез тебе мед. Скажи номер квартиры, поднимусь.

– Сейчас спущусь, – прохрипела Саша, пытаясь откашляться.

– Саша, я поднимусь! – грозно сказал он. – Впусти меня уже в квартиру! Больная хоть не спорь, чего я там не видел.

Она хотела возмутиться этому напору, но сил больше не осталось.

может, и к лучшему, может, закончится все так, и она успокоится, остынет

и пауза

поднимался

и вот

И вот Дима стоял и смотрел на Даню. Казалось, не понимал или понимать не хотел. Чей это ребенок оказался на Сашиных руках. Что это такое? Ей на секунду захотелось оправдываться, но мельтешить она не стала, выдохнула была не была, что поделать и выдавила в тишину:

– Это Даня. Ему год. Мой.

Мой сын, хотела сказать она, но это показалось глупым. Конечно сын, а кто еще.

– Понятно.

Она прошла в комнату и положила мальчика в шезлонг. Дима разулся, да так в одежде и с пакетами опустился перед сидящим ребенком, чтобы получше его рассмотреть.

– Отец о ребенке не знает. Он только мой.

– Привет, Даня, – пожал маленькие пальчики Дима.

– Он ребенок с и… ограниченными возможностями, – заставила себя выдавить Саша.

Почему-то перед этим мужчиной ей было стыдно произносить слово «инвалидность» или «ДЦП» знак, знак, недобрый? Ей сразу стало неприятно от самой себя.

Дима невесело кивнул, словно почувствовал ее смущение.

– И вы живете вдвоем?

– Да.

– Поэтому ты не могла уйти? Не с кем оставлять?

– Да, – всхлипнула Саша, ей нужно было так срочно высморкаться, что неважно, услышит ли ее любовник это человеческое, харкающее, болезненное. – Подожди, я сейчас.

Или уже бывший любовник?

Она прочистила нос, умыла лицо и старалась на себя не смотреть. Когда вышла из ванной, Дима также сидел перед Даней.

– Ты хочешь уйти?

– С чего это? – разозлился он, встал, пошел на кухню и осмотрел раньше полухолостяцкий, а после Татьяны вполне зажиточный Сашин холодильник, – я сейчас схожу в аптеку или магазин, а потом напою вас, тебя чаем. Я мед принес.

– Не надо, все есть, – попыталась сопротивляться Саша, но потом поняла, что это не из-за удобств или свежести продуктов, а просто Диме нужна передышка. Ему нужно побыть одному и что, что-то обдумать

А если он не вернется? боже, что, если он уйдет, заблокирует и больше никогда не вернется? Но мысли шевелились вяло, для страха уже не было места, и Саша порадовалась, что по задней стенке горла стекают сопли и это так противно, что отвлекает почти все внимание.

– Да, чего это я, закажу что-нибудь вкусное, а ты пока ложись в постель. Что с Даней нужно делать?

смотреть, чтобы не упал, дать лекарство и удостовериться, что проглотил, приготовить смесь и разогреть пюре, покормить с ложечки и из бутылочки, поиграть, немного погладить спинку, почитать ему сказку, поменять памперс и подмыть, а не протереть салфетками попу, дождаться, пока уснет, и не уснуть самому самой

– Ничего, спасибо, пусть пока так, а там я сама.

– Скажешь, я помогу. Сегодня останусь у вас.

– Нет. Заболеешь, а тебе еще работать. Все в поря…

– Саша, – резко начал Дима, – не обижай меня. Данька вот здоровый. Мне надо было раньше приехать, а не тебя слушать.

Она обернулась на мальчика – мальчик уже был бодр и свеж. Один день температуры, и как огурчик, и она – уже какие, третьи-четвертые сутки словно вареная креветка.

огурцов и креветок захотелось, вот бы заказал

– Хорошо, – сдалась она. Сил на споры не было. Он хотел, чтобы она расслабилась, а не думала о несовершенстве своего жилья о грязных потеках в ванной, об отламывающемся то тут, то там плинтусе, грязном столе, несвежем постельном белье о несовершенстве своей жизни, о несовершенстве своего ребенка.

И она расслабилась. Позволила себе помочь.

Вечером на ноутбуке они долго смотрели, как Робин Уильямс идет за своей мечтой. Саша плакала, а Дима молча подставлял ладони под ее слезы. Но грустила она, конечно, о другом.

Спать легли рядом, на ее кровати. Саша слушала чье-то дыхание в тишине. Это было так странно, что кто-то чужой – не она и не ее ребенок – лежит тут, рассматривает тени, гуляющие по спальне, касается ее живота, ее пупка и волосков рядом и делает это без намерения, с антинамеком, ведь не остался же он ради секса или чего-то еще, кроме заботы о ней

Всю ночь он нежно и жарко обнимал ее. И оба не сомкнули глаз.

они молились

а посреди ночи

посреди ночи она встала запить лекарство, а когда вернулась, взглянула своим старушечьим взглядом на этого расслабленно дышащего мужчину и внезапно поняла, облекла, вышептала через зажатый ужасом рот мысль в нечто материальное, полное, осознаваемое. Это была она, та самая мысль, пронзившая еще при первом посещении Диминой квартиры.

ее горе, их боль

заключались в том, что

он, этот мужчина, был счастливым человеком

Всю ночь он обнимал ее. Он спал, она смотрела в стену.

догорало

одиннадцать

жила-была маленькая девочка Сашенька. дома ей невесело было – мачеха не замечала, папа пропадал на работе, мама любимая и та умерла. с детства мечтала Сашенька о принце прекрасном. гадала на рунах, словами пышными его расписывала. мол, и красивый он будет, и богатый, и прискачет на белой лошади с золотыми подборками и бриллиантовой сбруей. и увидят они друг друга. и влюбятся, как никто еще никогда не влюблялся

и тогда спасет ее принц. и решит принц все ее проблемы, и увезет далеко-далеко от этого серого мира. и будут они вечно любить друг друга. и будет у них всегда секс. разнообразный и многоцветный, как сама жизнь

и никакого горя, никакой нужды она, Сашенька, знать больше не будет. и будут отныне расцветать бутоны-дети под ее прикосновениями, а с ее губ срываться лишь добрые слова

и верила Сашенька. всю жизнь прождала неусыпно у окошка. и состарилась девочка, а когда время пришло, обернулась раз – к черной старухе, заплакала горько так, жалобно и спросила:

что же. никто не придет, что ли, уже не спасет?

дура, – сказала смерть

и забрала ее

* * *

Однажды Дима пришел в ее квартиру. И остался.

Не переехал, но тушью проявился на кальке их с Данилом жизни. Тогда, сразу, уже можно было понять, что это эксперимент и притом эксперимент опасный. Ведь мужчина просто пришел и просто остался.

Как цветок, который кто-то случайно пронес в дом и поставил на место. Стоит и стоит. И пусть хозяева всегда мечтали о таком цветке, пусть уже влюбились в него, но он появился неожиданно и растревожил застоявшуюся воду

Но эти мысли пугали, ведь

кто же сравнивает живых людей с растениями?

кто же так рассуждает про отношения?

Тем более цветы Саша не очень любила, а Диму хотела видеть каждый день. И теперь она это делать могла.

– Сейчас ты распакуешь злосчастный телефон? – следующим вечером спросил Дима. Он съездил на работу, а потом забрал пару вещей из дома и вернулся в Сашину хлюпающую, кашляющую мокротой квартиру.

придется

– Конечно, – улыбнулась Саша. – У меня как гора с плеч. Я так мучилась, пока врала.

– А теперь?

– Теперь я рада подарку, спасибо большое, – она хотела было его поцеловать, но вспомнила, что болеет. – Хочешь есть?

И это было странно. Разделять с кем-то еду, расстеленную кровать и расправленную душу.

и в моей жизни, как всегда

я буду одна, и ты будешь рядом

если захочешь, если выберешь сам

если

– Хочу быть здесь, – сказал Дима.

нет, не давай обещания зря

– И я, – улыбнулась Саша.

– Тебе надо познакомиться с моей мамой.

Огорошил. Говорил с напором, жал, словно не давал себе возможности отступить. Ведь если отступит хоть на шаг, то… что?

он нырял с головой и так бы плыл, плыл, пока б не задохнулся

– Не будем торопиться. Мне нравится, что ты рядом со мной и Даней. Но мы только-только…

– И потолок тебе надо покрасить. Стены выровнять. Цвет обновить. Я займусь, – не слушал ее Дима.

Его прорвало. Как будто Саша открыла ему и входную дверь, и первый порожек сердца, и Даню своего, и все это – одновременно,