спокойного и плавного самоопределения или какого-либо естественного препятствия, призванного формировать будущую личность. Тогда бы кто-то из ребят запросто мог сказать ему: «Чел, не парься, мои предки возьмут твой билет на себя. Без тебя там будет ну совсем неклево».

И затем, имея столь солидный багаж, он решит все-таки забрать документы и однажды студеным утром будет уезжать из школы. Друзья выйдут проводить его и станут пожимать руку с какой-то необъяснимой завистью. И девушки, с которыми он ходил на свидания, тоже выйдут с ним проститься. И Элис тоже придет. И все они будут глядеть вслед его отъезжающей с парковки машине. И будут ждать, когда он обернется, чтобы посмотреть назад, сквозь горизонтальные нити нагрева заднего стекла. Однако он станет смотреть только вперед, пока машина не будет ехать уже хотя бы несколько минут.

Но остаться и без денег, и без ореола загадочности — в этом не было никакого, даже малейшего, ореола очарования. Когда распространится новость о том, что его семья разорилась (если вообще кому-то есть до этого дело, чтобы эту новость распространять), все начнут говорить что-то типа: «О да, Уикс… Ну что же, он все равно бы здесь не удержался». Или: «А разве не про него говорили, что он отлично играет в сквош?» У Бена все не выходили из головы эти слова Лили Джервис, кому-то однажды сказанные ею у стойки с тостерами.

Мяч уже достаточно разогрелся, чтобы отскакивать от задней стенки, и Бен сделал несколько ударов справа, то скручиваясь всем телом, то давая ему упруго распрямиться, и мяч ударялся в переднюю стену, затем стремительно возвращался вдоль боковой — просто с идеальной точностью! — и, отскакивая от задней стены, снова попадал прямехонько в «лицо» ракетки.

Бен послал кросс-корт в переднюю стену и начал выполнять бэкхенды[30]. С этой стороны удар, по ощущениям, не требовал от него и вовсе никаких усилий. Бедра его почти полностью были развернуты к задней стене, а плечи — даже еще сильнее, и, когда он просто тянулся к мячу, рука с ракеткой сама делала стремительный взмах. И ощущение тяжести мяча на струнах ракетки подтверждало механическую точность всех до единого элементов его движения — равно как тонким молоточком проверяется правильность отливки колокола.

Затем, сдвинувшись в глубь корта, Бен выполнил косой удар с лету. Мяч отскочил от фронтальной стены, затем отрикошетил от боковой, и он снова послал кросс-корт, вновь отскочивший от фронтальной, потом от боковой стены, и вновь принял мяч уже изготовленным бэкхендом.

Казалось, единственная задача для него сейчас — следить глазами за мячом, а все остальное его тело, описывая ракеткой в воздухе сердечко, способно было делать все само. Его накрыло волной наслаждения. Снова и снова Бен посылал мяч, теряя всякую возможность сосчитать, сколько таких бросков с лету он выполнил, и ему даже хотелось закрыть глаза и узнать, долго ли еще проработает сама эта идеально отлаженная система.

Ну почему в сквоше невозможно то, что чувствуешь, когда просто гоняешь мяч в одиночку? Зачем в любом матче возникает такой момент, когда ты должен решить, что делать с мячом? И если бы это еще не стоило таких денег — и само создание сквош-центра, и закупка оборудования и всех необходимых компонентов! Без всего этого снаряжения казалось, будто мяч, ракетка, даже та плоть, что составляла его руки, ноги и туловище, — все это настолько друг с другом соединилось, что в лице Бена у Совершенства появилось еще одно прекрасное, надежное убежище.

Наконец удары с лету Бену начали немного приедаться, и он принялся отрабатывать дроп-шоты, всякий раз пытаясь загнать мяч в стык боковой стенки с полом. Он знал, что это тоже ему наскучит, равно как и понимал, что для хорошего усвоения опыта он должен подождать, должен преодолеть эту скуку и сейчас, и когда она нахлынет второй, третий и даже четвертый раз. Ни разу после «Микрона» Бен не входил в этот особенный вид транса, раз за разом, снова и снова пропуская через себя это состояние скукоты.

Несколько раз Бена все же посещало беспокойство по поводу того, что если он и дальше продолжит играть, то не успеет сделать все уроки или пропустит большой ужин или даже вечернюю проверку. Но он никак не мог заставить себя выйти с корта, чтобы посмотреть на часы, и продолжал снова и снова лупить ракеткой по мячу.

* * *

Когда Бен покинул наконец корт, Прайс встретил его в сумрачном вестибюле. Тренер явно пытался произвести впечатление, появившись там столь внезапно, а потому Бен постарался не выдать своего удивления.

— Я уже слышал, — молвил Прайс.

Бен надеялся: это означает, что он слышал о стравливании новичков или о том, как Ахмеду обрили часть головы.

Прайс испустил вздох, и Бену показалось, он старательно разыгрывает роль озабоченного его проблемами человека.

— Люди порой оказываются в долгах, — добавил Прайс.

Бен ничего не ответил.

— Тебя ни за что отсюда не попросят. Твой отец… — Прайс обвел глазами помещение, в котором они сейчас стояли, и развел руки, указывая на все то, что их окружало.

Бен покачал головой.

— Если об этом узнает все остальное семейство…

— А Рассел Уикс тоже в их числе?

— Это мой дядя.

— Вот как… Это ставит все точки над i.

— И они с моим отцом…

Прайс не стал нарушать возникшую в их разговоре паузу.

— Не надо слишком винить в чем-то отца, — сказал он, помолчав. — Иногда люди изо всех сил стараются делать то, что мы и представить себе не могли. Но здесь с тобой все будет в порядке, Бен. Ты — часть нашего «Потока». И если я попрошу какие-то средства, деньги придут без малейших вопросов. Перед нами будут расступаться моря.

Бен еле сдержался, чтобы не поморщиться.

— И подумай об этом вот в каком ключе: эта проблема может сыграть тебе на руку. Это может помочь тебе познать все изнутри. Все прочие ребята — в частности, твои противники из других школ, — они играют для того лишь, чтобы себя чем-то занять. А что касается тебя — ты играешь, чтобы выжить, чтобы остаться верным своему дому, чтобы продолжать существовать в той единственной форме, которую признаешь. И у них против тебя нет никаких шансов… А теперь иди-ка прими душ и хоть немного поспи.

Глава 7. У границы ландшафта

В последние дни октября осень полностью вступила в свои права. Каждый день, когда вся школа просыпалась, листва вокруг пестрела все более яркими цветами, отчего избитые ассоциации