поуправлять, когда ездил играть в гольф с приятелями по сквошу. Легкая пыль въелась в капилляры белых виниловых сидений, на колеса налипли листья и песок, но в целом транспорт выглядел вполне прилично.

— Доводилось уже такую водить? — спросил мистер Фэлвелл.

Бен кивнул, и на этом они распрощались.

И вот он неторопливо покатил в сторону клуба, и под каждым горящим фонарем его гипс на ноге вспыхивал белым светом. Встречные останавливались и провожали его взглядом. Обычно Бен немного нервничал, отправляясь в «берлогу» в одиночку, и всегда боялся потратить там в кафетерии лишние деньги, но теперь у него просто не осталось выбора: ужин он пропустил, а столовая уже закрылась.

К тому моменту, как он добрался до клуба, с ним в машине ехали уже трое: Диана Хейес, Тим Дюпон и Фредди Пленчон — шести- или как минимум пятиклассники. Бен припарковался, выжал педаль тормоза, вылез из гольф-кара и поковылял на костылях в «берлогу» через двери, предупредительно открытые перед ним другими ребятами. В зале его окружили и стали засыпать вопросами: и о самой игре, и о том, как он получил травму, и долго ли ему придется ходить в гипсе. Хатч тоже был там, почему-то без Эвана, и Бен заметил, как тот пытается подобраться к нему поближе, чтобы тоже поучаствовать в разговоре. Бен был не в состоянии нести поднос и одновременно опираться на костыли, а потому все стали его спрашивать, чего бы ему хотелось. Когда он предлагал дать деньги, ребята лишь отмахивались.

Клуб гудел голосами. Бену не было надобности разбираться в динамике окружавшей его толпы. Он просто сидел, наблюдая, как все скользили мимо него туда-сюда, перемещаясь из одного конца зала в другой. Кто-то из ребят выворачивал в руках джойстик, играя в Street Fighter, кто-то пытался подгадать нужный момент, чтобы, подойдя к кафетерию, очутиться в очереди позади хорошеньких девушек. Работники за стойкой целый вечер вынимали корзинки фритюрницы из кипящего масла и принимали на кассе деньги, не выказывая вроде бы ни малейшего недовольства, как будто считали для себя эти занятия вполне достойным времяпрепровождением.

Шестиклассники сидели на диванах с матерчатой обивкой в дальнем конце зала, в окружении вьющихся около них ребят помладше. Большие зеркальные окна отражали происходящее в клубе, заметно увеличивая пространство. Все эти кучки ребят были словно элементами какого-то неосознанного, спонтанного биологического процесса, некоего единого организма — и у Бена как будто тоже там имелось свое определенное место в виде некоего кусочка кости или хряща. И он сидел неподвижно на месте, позволяя другим то и дело к нему подходить, и отвечал на каждый их вопрос, чувствуя в ответ благодарность за то, что ему эти вопросы задают.

Он рассказал, как послал подальше парня из Святого Георгия. Рассказал, какой горячий гипс, когда его накладывают. Некоторые из компании Хатча (причем среди них были и девушки), слушая Бена, смеялись, и ему не нужно было на сей раз угадывать, когда засмеяться самому. Ну да, с Ахмедом в итоге было все в порядке, и, похоже, Эннису все должно было сойти с рук. Бену очень хотелось, чтобы Элис тоже оказалась где-то рядом, и в то же время он был рад, что ему не придется ничего перед ней изображать.

А потом пришло время вечерней проверки, и Бену даже стало смешно, как все, включая Хатча, стали кричать, чтобы их прокатили на гольф-каре, и в результате он прихватил с собой трое шестиклассников, не имея, в сущности, иного выбора.

Рассекая студеный вечерний воздух, обгоняя удивленных пешеходов, Бен внезапно поймал себя на том, что с трудом уже держит голову. Это было поистине фантастическое ощущение, поскольку он понял, что сегодня наконец ему не придется мучиться, пытаясь уснуть.

Он откроет окошко, чтобы в комнате стало прохладно. Он допрыгает на одной ноге до своего спального места, втянет себя наверх, расправит одеяло и уляжется, ощущая непривычную тяжесть в ноге, как будто ее затягивает под воду. Он ответит на пару-тройку вопросов Ахмеда, причем ни один не станет заикаться о возникшем сейчас между ними некоем жертвенном родстве. Разговор сам собой затухнет, и Ахмеду придется слезать с кровати, чтобы выключить свет. И сон потечет, просачиваясь в Бена, точно нефть из земли, и он уснет наконец глубоко и безмятежно.

* * *

Он снова сидел на цокольном этаже у телефона, где было уже тепло от горячей воды, что подавалась повсюду по тихонько лязгающим радиаторам. Вытянув перед собой тяжелую от гипса ногу, Бен устроился на том же стуле и набрал все тот же длинный номер, очень надеясь, что на сей раз трубку снимет отец. Теперь им было что обсудить.

На звонок и впрямь ответил папа.

— Господи, сынок, тебе надо, чтобы мы срочно к тебе приехали? — голос его звучал как ни в чем не бывало.

— Со мной все в порядке. Просто немного труднее передвигаться. Зато мне дали ездить на гольф-каре, и это очень круто.

— Здорово!

Бен помолчал. Отец явно не собирался продолжать разговор.

— На самом деле даже забавно. То есть это, конечно, морока, и немного болит — но все равно это какое-то событие, понимаешь? Посреди всей этой однообразной будничности…

Бен ожидал, что отец спросит, что он имеет в виду.

— Ясно.

Он почувствовал по телефону, что тот мыслями находится где-то еще. Как может отец не понимать, что сломанная нога — это действительно событие!

Одно время в их семье, можно сказать, культивировали ощущение великого события. Когда мама Бена получила диплом магистра, они вернулись домой после церемонии вручения и все вчетвером набились в кладовую при кухне. Тедди осторожно задвинул за ними дверь на колесиках. Отец Бена достал бутылку шампанского, и поскольку им пришлось стоять там вплотную друг к другу, Бен сквозь рукав чувствовал, как на ней выступает конденсат.

Бену дали стянуть с пробки фольгу. Тедди раскрутил проволочку под названием «мюзле». Из ящика с инструментами мама достала пластиковую бутылочку с жидким мелом и приложила конус горлышка к оголенной пробке. Как только на ней появился слой голубой массы из бутылки, мама втерла его в пробку большим пальцем.

Потом отец вытянул перед мамой бутылку. Мать крепко взялась за пробку, и отец принялся медленно поворачивать бутылку, двигаясь при этом так, что это ощущалось, как теперь поразился, припомнив, Бен, очень чувственно, чуть ли не неприлично.

Как Бен ни собирался с духом, он все равно оказался не готов к тому моменту, когда пробка пальнула в потолок. Мама поднялась на небольшую табуретку и, дотянувшись до потолка, обвела кружком новую отметину. Потом привычным убористым почерком рядом