Обычная трехкомнатная квартира, превращенная предприимчивымилюдьми в учреждение. Полноватая женщина подняла глаза от бумаг.

– Никифорову Анастасию Леонидовну можно видеть?

– Это я, – приветливо ответила дама. – Вы покакому вопросу?

– Да вот небольшая неприятность получилась, – яизобразила смущение.

– Слушаю внимательно, – сказала нотариус.

– Во Франции умерла тетя и завещала деньги, большуюсумму, моей сестре, Лидии Артамоновой. Мы специально просили ее упомянуть вбумаге только Лиду, чтобы не платить большую пошлину.

– Очень разумно, – кивнула головой женщина, –если в семье нормальные отношения, так делают часто.

– У нас все в порядке, – заверила я ее. – Но,к сожалению, случилось несчастье, Лида сильно заболела и попала в реанимацию.За несколько недель до этого сестра составила завещание в пользу мужа. Ясъездила в Париж, показала бумаги, но местные правоведы утверждают, чтозавещание оформлено не строго по правилам, могут возникнуть осложнения.

– За чем же дело стало? – удивиласьнотариус. – Давайте напишем новый документ, учтем все местные требования.

– Лида-то без сознания в реанимации…

– Право, не знаю, как вам помочь, – растеряннопроизнесла Анастасия Леонидовна.

– Очень просто. Французская сторона успокоится, еслинотариус, удостоверивший подпись, даст письменные показания, причем оченьлаконичные. Просто напишет: «Я, Никифорова Анастасия Леонидовна, подтверждаю,что госпожа Лидия Артамонова подписала бумаги в моем присутствии».

Никифорова забарабанила пальцами по столу.

– Странное требование, никогда не слышала ни о чемподобном.

– Мы заплатим, – пообещала я, – неволнуйтесь, тут нет ничего противозаконного.

Анастасия Леонидовна двинулась к огромному шкафу.

– Когда, говорите, приходила Артамонова?

– Точно не могу ответить… Летом, но не позже июля.

– Мертвый сезон, – пробормотала нотариус ивытащила тоненькую папочку, – кажется, нашла. Действительно, заглядывалаваша сестра. Даже помню ее хорошо, такая интересная девушка, в светлом парике.Я, честно говоря, даже удивилась, зачем с такими чудными волосами носить парик…

– Какая у вас память! – поддержала я разговор.

– Просто то, что я видела, оказалось смешным, как вкинокомедии, – заулыбалась Никифорова.

Артамонова появилась в разгар душного летнего полдня.Вообще-то в контору приходит немного народа, а летом бывают в основномродители, оформляющие документы детям, отъезжающим на отдых за рубеж. Но в тотдень перед кабинетом Никифоровой сидели три женщины, одна из них держала наруках отчаянно выворачивающегося годовалого ребенка. Малыш вспотел и устал. Онкапризничал, хныкал и в конце концов, улучив момент, вцепился липкими ручонкамив волосы Лиды. Мать стала разжимать цепкие ладошки, Лида невозмутимо улыбалась.Никифорова стала случайной свидетельницей этой сцены. Дверь в ее кабинет былаоткрыта. Непорядок, конечно, но не погибать же от жары в помещении с окнами насолнечную сторону.

Малыш издал победный крик и сдернул парик. На плечипосетительницы упали восхитительные темные волосы. От неожиданности ребенокразрыдался еще громче. Мать отобрала у малыша растрепанный парик и сталаизвиняться. Моя «сестра» скрылась в туалете.

– Я еще подумала, – откровенничалаНикифорова, – чего только не делают женщины, чтобы выглядеть модно! Ведьжара стояла, как в Сахаре, в парике душно, некомфортно, да и свои волосы у неетакие чудесные! Нет, раз модно в накладке, надела, несмотря ни на что! А ещеребенок ей, наверное, губу расцарапал, потому что в углу рта появился кусочекпластыря. Родители обязаны приглядывать за детьми, и надо было наказать шалунакак следует…

Она продолжала излагать свои взгляды на воспитание, но моимысли уже понеслись в другом направлении. У Лиды никогда не было длинных,густых, темных волос. Насколько помню, она всегда коротко стригла пряди цветасливочного масла.

Перед глазами сама собой возникла Верочка Подушкина.Изумительная прическа темно-каштанового цвета и пикантная крупная родинка надпухлым капризным ротиком… Сдается, именно она, нацепив фальшивые кудриблондинки, приходила в нотариальную контору, а пластырь прикрывал приметную,выступающую родинку…

Прямо от нотариуса отправилась в больницу к Лиде. На этотраз доктор разрешил поглядеть в небольшое окошко. Но лучше бы этого не делать –так мне стало нехорошо. Маленькое личико, похожее на мордочку кошки. Запавшиеглаза и ввалившиеся щеки. Лежит почему-то почти голая и со всех сторон в теловоткнуты трубки и шланги. Особенно страшно выглядел какой-то аппарат у изголовья.Внутри стеклянной емкости с громким чавканьем ходила взад-вперед гофрированнаярезина.

– Видите? – с гордостью сказал доктор. –Насколько нам сегодня лучше.

Я уставилась на него с ужасом. Лучше? Тогда что же былораньше? Ведь сейчас Лидуся похожа на покойницу.

– Она не может говорить?

– Нет, конечно.

– А меня услышит?

– На этот счет не могу дать точного ответа, –вздохнул хирург. – Может, да, а может, нет. Кстати, некоторые больные,находящиеся в коме, приходят в себя, когда с ними постоянно беседуютродственники, не отпускают их, так сказать. У нас был случай, парень одинумирал, молодой совсем. Мать две недели рядом сидела, за руку держала, а потомвызвала девчонку, в которую мальчишка был безнадежно влюблен. Вот они вместе побокам кровати встали, заговорили с ним, и он открыл глаза… А к вашей подругеособенно не приходят. Муж, правда, раз в два дня наведывается, ничего не хочуплохого сказать. Заботливый, просит, чтобы ухаживали получше, медсестерблагодарит… Вчера свекровь приезжала, тоже внимательная, лимонов привезла,яблок! Ну скажите мне, на кой черт сейчас Артамоновой фрукты?! Кстати, дети унее есть?

– Дочери… две.

– Сколько лет?

– Восемь и полтора года.

– Приведите сюда, часто матери реагируют на детскиеслезы. Жестоко, конечно, показывать ребенку маму в таком состоянии, но все жерекомендую.

Я только вздохнула. Знал бы этот славный доктор, чтослучилось у Артамоновых!

– А мне можно зайти?

Врач поколебался, потом разрешил:

– Бахилы наденьте на ноги и шапочку.