– Иногда приходится обращаться к свидетелям не одинраз, – туманно намекнула я на свою причастность к органам.

– Толку-то? – справедливо заметила девчонка, неотрываясь от текущего редактирования своей мордочки. – Я, например, пронее ничего не знаю, только на занятиях встречались. Мы ведь люди простые, изпровинции, а она столичная штучка, все время подчеркивала, что не царское этодело с нами ручкаться…

– Так-таки ни с кем и не дружила?

– Почему? Вот с Лизой Костиной, Настей Мартиросян иОлегом Фадеевым очень даже зналась. Ну это понятно, у одной папа – секретарьСоюза кинематографистов, у другой – известный актер, а у Олега вообще всеблизкие родственники народные да заслуженные, его и в институт, можно считать,без экзаменов приняли. Не то что нас – по два раза заваливали.

Лиза Костина отыскалась в библиотеке. Рыхловатая девушка сбелесыми ресницами и бровями альбиноса. Ну что делать такой в театральноминституте? Если не талантлива до зубовного скрежета.

– Вы близко дружили с Верой Подушкиной? –накинулась я на студентку.

Со всех сторон зашикали. Пришлось выйти в садик. Солнышкопригревало не по-сентябрьски жарко, и Лиза сняла курточку.

– Вы дружили с Подушкиной? – повторила я вопрос,мгновенным движением руки демонстрируя «удостоверение».

Лиза замялась.

– Не слишком.

– А если подробней?

Девушка вытащила пачку «Вог» и любезно предложила мнесигарету, помолчала немного и добавила:

– Нас в группе оказалось четверо москвичей – Настя,Олег, Вера и я. Остальные из провинции, причем поступали по нескольку раз, воти не любят нас, мягко выражаясь. Уверены, что мы приняты по блату, что талантанет… Ну, в общем, понимаете.

Я кивнула. Все, как обычно.

На первом курсе группа сразу разделилась на два лагеря,перебежчиков не принимали. За удачами и неудачами друг друга следилипристально, не гнушались порой сделать мелкую гадость. Когда зимой ОляКоростылева, необыкновенно красивая девочка из Вологды, к тому же с чудеснымголосом, сдавала зачет по вокалу, Вера и Настя сели в первом ряду и, пользуясьтем, что комиссия расположилась в пятом, демонстративно сосали лимоны.Попробуйте хорошо спеть, если рот неправильно наполняется слюной. Оля неосталась в долгу: на премьере зачетного спектакля по танцу Насте в балетныетуфли насыпала сахарного песку. Результат – стертые в кровь ноги и жирный «неуд»хромоногому лебедю. Потом кто-то из мальчишек затянул прозрачной пленкой унитазв туалете, а Олег как раз пришел помочиться. Мокрый почти с головы до ногпарень был вынужден ехать домой переодеваться, кличка Сыкун прилипла к немунамертво.

Вот так обстояли дела, но внутри своей стаи они дружили.Вера же наплевала и на эти отношения.

Зимой Лизе неожиданно предложили небольшую рольку втелесериале. Работа не такая уж интересная, но это ее самая первая роль, иКостина обрадовалась до потери пульса.

Естественно, придя в институт, стала рассказывать друзьям онеобычайной удаче. Настя и Олег порадовались за девушку, Вера же поджала губы.

Через два дня Лизе позвонил администратор и извиняющимсяголосом сказал, что кто-то наябедничал режиссеру о… беспробудном пьянствеКостиной. На всякий случай, по принципу нет дыма без огня, постановщик решил несвязываться со студенткой. Роль отошла другой.

– Это Верка позвонила, – уверенно сказала Лиза.

– Почему так решили?

– Больше некому.

– А вдруг ошибаетесь? Может, кто-то из иногороднихрешил сделать вам навредю. Сами же рассказали, как изводите друг друга.

– Так-то оно так, – вздохнула Лиза, – только,видите ли, никто, кроме Насти, Олега и Веры, не знал об этом предложении. Нашипедагоги не одобряют съемок, причем на телевидении особенно. Поэтому большеникому не сказала. И еще: режиссер Афанасьев – знакомый моих родителей, неблизкий, но все же… Честно говоря, поэтому роль и предложил. Так вот, черезкакое-то время он случайно проговорился, что Подушкина просилась в сериал намое место. Дескать, Лиза – пьяница, с ней одни мучения, а я трудолюбивая италантливая… Но Афанасьеву Вера не подошла по типажу.

С тех пор Лиза здоровалась с Верой сквозь зубы. Но той как сгуся вода. Подушкина будто не замечала неулыбчивого лица Костиной и вела себятак, словно ничего не случилось.

– Она гадкая, хотя о покойниках плохо неговорят, – утверждала Лиза, – ничего святого в душе, абсолютнобесчувственная, эгоистичная особа.

– Вы не совсем правы, – возразила я. – Верапокончила с собой, значит, что-то с ней такое происходило…

– Ха, – выкрикнула Лиза, – да не верю я ни наминуту в ее добровольный уход из жизни. Скорей всего ее придавили за вредность.И потом у нее такие знакомые были!..

– Какие?

Лиза пошла пятнами.

– Лучше к Мартиросян обратитесь, та с ней дружила,прямо в рот глядела, да поинтересуйтесь про Никиту. Так и спросите, где найтиНикиту? Уж он-то про эту фифу все знает.

Насти Мартиросян не оказалось в институте, прогуливалзанятия и Олег Фадеев. Но услужливая Лиза сообщила адрес девушки и,недвусмысленно улыбнувшись, добавила с хитрым видом:

– Небось дома оттягивается, пока папашка с мамашкой нагастролях. Да вы поезжайте, там и Олега найдете. – И она противнозахихикала.

Я села в «Вольво» и повертела бумажку с адресом: Хлебныйпереулок… Славное место, самый центр и тихо. Престижный район с дорогимиквартирами, старые московские дворы. Но тут затрещал телефон.

– Мать, – сурово произнес Аркадий, –немедленно дуй домой.

– Что случилось? – испугалась я.

– Увидишь! – коротко пообещал сынуля и бросилтрубку.

Полная дурных предчувствий, я, конечно, покатила в Ложкино.

Телефон позвонил опять. На этот раз Зайка.

– Аркадий всегда так мерзко разговаривает, –пожаловалась она, – небось гадаешь, что случилось? Не волнуйся, простоприехала гостья из Америки, говорит, наша близкая родственница, а мы непонимаем, кто она и что с ней делать.

– По-русски хоть изъясняется, – спросила я,мгновенно успокаиваясь, – а то я по-английски ни уха ни рыла.

– Нас с тобой за пояс заткнет, – утешила Зайка.

Я перебралась из левого ряда в правый и медленно покатила впотоке. Слава богу, ничего не произошло, а в нашей семье все привыкли уже кнеожиданным визитам.