Капитолина стала рассказывать. В Америке у ее родителеймаленький, но хорошо налаженный бизнес – торговля бакалейными товарами. Генка,педиатр по профессии, сначала бедствовал, работал водителем такси, но затемподнатужился, бросил пить, сдал необходимые экзамены и получил разрешение начастную практику. Врач он божьей милостью, ребят понимает, берет недорого, искоро почти все детское население небольшого Юма понесло ему свои болячки.Капитолина преподает в местном колледже музыку. У них хороший дом, сад,новенькая машина и солидный счет в банке.

Одна беда – нет детей и не будет, у Капы неисправимый дефект– детская матка.

Семья без детей – не семья, особенно в провинциальнойАмерике. Вот Генка с Капой и решили взять ребенка из приюта. Но в СоединенныхШтатах подобную операцию провернуть трудно. Им предложили очаровательнуюнегритянскую девочку, но супруги уже решили поступить по-другому. Капа приехалав Москву, чтобы усыновить русского ребенка. В России получить младенца проще.

Мы молчали, переваривая информацию.

– У нас практически не осталось в Россиизнакомых, – вздохнула Капитолина, – родители во время «холоднойвойны» боялись писать в Москву, не хотели портить жизнь приятелям. Сейчасспохватились, а никого уже нет. Одни умерли, другие уехали.

– Иных уж нет, а те далече, – неожиданно уточнилаиз-за двери начитанная Маня.

Капа нервно вздрогнула.

– Ладно уж, возвращайся, – проворчал Аркадий ипояснил: – От нее все ровно ничего не скрыть.

– Вот тут Гена и посоветовал обратиться к вам, –продолжала гостья. – Сказал, что обязательно поможете, и потом, мывсе-таки родственники, хоть и бывшие.

И она улыбнулась широкой американской улыбкой, обнаживбезупречные зубы. Невольно вспомнив о двух не заделанных дырках в резцах, я всеже сказала:

– Однако вы рисковали: вот так, без звонка, просто какснег на голову…

– Почему? – удивилась Капа. – Мы отправиливам подробную телеграмму, указали день и час прилета. Честно говоря, я немногорастерялась, когда никто не встретил, но, слава богу, адрес оказалсяправильным…

– Мы ничего не получали! – в голос воскликнулиЗайка с Аркадием.

– Телеграмма могла не дойти, – предположила ярастерянно, чувствуя, как Капитолина нам не верит и скорей всего думает, чтогостеприимные хозяева поленились съездить в аэропорт.

– Ой, – закричала Маня, – была, былателеграмма!..

– И где она? – осведомилась Зайка.

Манюня виновато заморгала:

– Куда-то делась, а я забыла сказать…

– Право, не стоит переживать, – стала утешатьдевочку воспитанная гостья. Потом повернулась ко мне: – Я ненадолго, надеюсь,не обременю. – И бесхитростно добавила: – А то, вижу, у вас ремонт.

Зайка покраснела, оглядела перевернутую вверх дном гостинуюс одним вымытым окном и успокоила Капитолину:

– Да нет, просто генеральная уборка.

Уж не знаю, что подумала американка, разглядывая царящийкругом беспорядок, к тому же на ужин подали сосиски с картошкой и кефир. Ольгарешила временно прекратить кулинарные эксперименты и перешла на те блюда, всъедобности которых была уверена. Во всяком случае Капа после трапезы смущеннопроизнесла:

– Не хочется сидеть у вас на шее. С удовольствиемоплачу расходы на мое питание.

– Что вы, – возмутилась Ольга. – Мы однасемья, какие тут счеты!

К Насте Мартиросян я попала в середине дня. Сначала пришлосьповозить Капитолину по разным инстанциям. Наконец, избавившись от нее вминистерстве, где женщине обещали показать список детских домов, понеслась вХлебный переулок.

На звонок долго не открывали, но в «глазке» мелькнулабыстрая тень, и я поняла, что меня разглядывают. Наконец послышался голос:

– Кто там?

– Открывайте, – как можно более резко проговорилая и поднесла к глазку красные корочки с золотыми буквами МВД.

Раздалось сдавленное ойканье, и за дверью воцарилась тишина.Я звонила, стучала в створку ногами – бесполезно. Поднявшись чуть выше полестнице, села на подоконник и закурила. Подожду немного, может, хозяйка выйдетза покупками. Однако то, что она побоялась открыть дверь служителю закона,наводит на подозрение.

Минуты текли, за дверью тишина. Наконец створка тихонькоприотворилась, и на площадку выскочил красивый парень, смахивающий на молодогоАлена Делона.

В два прыжка, чуть не сломав немолодые уже ноги, яподскочила к нему и приказала:

– Стой, милиция.

Парень вздрогнул и неожиданно разрыдался. Напуганная стольсильным действием своих слов, я тронула этого молодца за плечо:

– Что случилось?

Парень поднял красивенькое личико с мужественнымподбородком, хлюпнул носом и занудил:

– Не виноват, ей-богу, она сама. Ну кто мог подумать,что так выйдет…

– Иди в квартиру! – прикрикнула я.

Юноша порылся в карманах, достал ключи, отпер замок. Мыоказались в темноватой прихожей. Откуда-то издалека неслись странные звуки,словно засорившаяся раковина никак не может проглотить воду, затем послышалсяпротяжный стон. Парень безвольно сел на стул. Рыдать он перестал, зато началтрястись. Стон повторился. Я пошла на звук. В большой, шикарно оборудованнойванной, на полу в какой-то блевотине лежала тоненькая девочка, по виду совсемребенок. Тощенькая шейка, руки-веточки и синеватое личико. Землистый цвет лица,прерывистое дыхание явственно показывали, что ей очень плохо. Но это явно неалкоголь.

– Ну-ка, быстро рассказывай, что тут происходит, не тоарестую, – пригрозила я, набирая 03.

Парень опять стал рыдать, как баба, повторяя на все лады просвою невиновность. Похоже, ему не помешает хорошая порция тазепама.

«Скорая помощь» прибыла на удивление быстро. Молодой румяныйврач посмотрел на девчонку брезгливо:

– Здорово ее ломает… Обязан сообщить в милицию, да илекарств нужных нет.

Я вытащила сто долларов. Вопрос о вызове патруля отпал самсобой, и тут же появились ампулы. Какой-то укол вкатили и парню. Наверное,лекарство было действенным, потому что «Ален Делон» прекратил судорожновсхлипывать и обрел дар речи.

Через час «пейзаж» изменился. Девчонка спала на кровати вуютной спальне, заваленной мягкими игрушками, мы с парнем устроились на кухне.