– Правильно, мадам Лида, никакого пятна на ноге у васнет. – Ребекка страшно гордилась, что вопросы придуманы так ловко. –Если бы ко мне пришла нахалка, выдающая себя за вас, уж она бы точно приняласьописывать пятно! А вы сразу ответили – никакой родинки нет и в помине!

От неожиданности я захлопала глазами, но старушка ужевытаскивала из секретера пухлый конверт, запечатанный сургучными печатями.

Спустившись на улицу, опрометью бросилась в одно измногочисленных парижских кафе и дрожащими от возбуждения руками отодраласургучные нашлепки. Письмо оказалось на русском языке и состояло из огромногоколичества страниц.

«Дорогая доченька!

Надеюсь, что сейчас, когда ты выросла и вышла замуж, поймешьменя и попробуешь простить за все плохое…»

Прочитав письмо, я потрясла головой. Нет, такого не можетбыть, потому что такого не может быть никогда! Руки опять схватили послание,глаза понеслись по строчкам. Передо мной развернулась картина давным-давнопроисшедших событий.

Зоя Геннадьевна Мягкова, мама Лиды, оказалась несчастлива всемейной жизни. Замуж вышла рано, едва стукнуло восемнадцать. Молодой муж былвсем хорош: веселый, статный, ласковый. Да и работу имел отличную – инспекторГАИ. Сначала, отслужив в армии, махал жезлом на дорогах, потом пошел в гору иза один год проделал восхождение наверх – стал начальником отдела по разборупроисшествий. Вскоре после этого назначения и сыграли свадьбу. Виктор имел двекомнаты в коммунальной квартире, зато в самом центре. У Зои малометражнаяоднокомнатная, с кухней в три квадратных метра. Начальник ГАИ подсуетился ипробил через Моссовет для молодоженов отдельные апартаменты из трех комнат втогдашней новостройке – Медведкове. Артамоновы сдали свои коммунальные метрыгосударству и, бурно радуясь, вселились в новенький дом. Зоя уже была беременнаЛидой. Жить бы им да поживать, тем более что муж неплохо зарабатывал и оброснужными знакомствами. Но такая работа и сгубила Виктора. Почти все нарушители,приходившие к нему, приносили бутылки. В ГАИ вообще собрались любители выпить,но Артамонов выделялся даже на этом фоне.

Полгода хватило мужику, чтобы спиться окончательно. Еслипервое время он еще приходил на работу вовремя и, распространяя отвратительныйзапах перегара, пытался читать документы, то к зиме уже не мог и этого. Ещенесколько месяцев Зоя приносила в ГАИ больничные листы, полученные правдой инеправдой в районной поликлинике. Но настал момент, когда начальниккатегорически заявил женщине: «Пусть либо лечится, либо увольняется. Мне такиепьянчуги не нужны».

Виктор взъерепенился и с воплем: «Я вам не алкоголик!» –бросил на стол заявление об уходе.

Месяц после этого он пил по-черному. Деньги закончились, иАртамонов стал таскать у жены из кошелька рубли. Зоя рыдала, видя, как муж скаждым днем теряет человеческий облик. Она пробовала не давать ему денег, нотогда Виктор начинал драться, а годовалая Лидочка заходилась в истерическомплаче. Девочка вообще росла слабенькой, часто просыпалась по ночам, и беднаяЗоя, которой едва исполнилось двадцать лет, стала тихо ненавидеть дочку. Виктори Лида слились для нее в единый образ мучителей – один бил и не давал житьяднем, другая изматывала нервы по ночам. Радость доставлял только щенок неизвестнойпороды, прозванный Зефиркой.

Русские женщины отличаются необыкновенной терпимостью калкоголикам. Ни англичанка, ни француженка, ни немка не потерпели бы подобногоположения вещей больше двух месяцев. Зоя же несла свой крест с покорностьюводовозной клячи. В ее подъезде мужья пили почти у всех женщин, били супружници детей. «Надо терпеть, – вздыхали глупые бабы, – все-таки роднойотец, нельзя разводиться и сиротить дите». И никому в голову не приходилозадаться вопросом: «Может, лучше одной воспитать ребенка, чем терпеть пьянуюсволочь?» Зоя вписалась в «коллектив». Закрывала синяки на лице платком,просила иногда в долг три рубля мужику на опохмелку, донашивала старые вещи,кое-как сводила концы с концами. Виктор давно не работал, а ее зарплаты воспитательницыдетского сада едва-едва хватало на хлеб и молоко.

В жизни каждого человека обязательно звучат трубы судьбы, нотолько не все их слышат. Для Зои они заиграли промозглым, слякотным ноябрьскимднем. Девятого числа, к тому же в воскресенье. Виктор не просыхал несколькодней: сначала отмечал день Великой Октябрьской социалистической революции,потом опохмелялся, затем подоспели выходные… Лидочка, как все ясельные дети, невылезала из простуды, и до получки, которая будет только пятнадцатого, осталосьвсего пять рублей…

Едва сдерживая слезы, Зоя дождалась, пока отчаяннокапризничавшая дочь наконец уснет, и пошла гулять с Зефиркой. Стоял слякотныймосковский вечер, вернее, уже ночь, потому что часы показывали почти полночь.На улице никого. Даже собачники давно отгуляли. Зоя тихонько брела по улице, вголове пусто, на душе камень. И тут Зефирка, отчаянно лая, бросилась на идущегонавстречу мужчину. Тот испуганно ойкнул.

– Не бойтесь, – крикнула Зоя, – она некусается, просто резвость показывает.

Но мужик то ли не расслышал, то ли хотел ускорить шаг – онспоткнулся об юркую собачонку и со всего размаху грохнулся в глубокую грязнуюлужу. Поднялся фонтан черных брызг. Ошалевшая Зефирка пробежалась поповерженному противнику, окончательно измазав белый плащ парня.

Зоя подбежала к упавшему и начала извиняться. Вот тут-то изаиграла труба судьбы. Ведь женщина могла просто свистнуть собачке и поскорейубежать домой, но она наклонилась над прохожим и участливо сказала:

– Простите, пожалуйста, ужасно вышло.

– Ничего, ничего, – ответил из лужи парень, –сам виноват, споткнулся.

Он ловко встал на ноги, вода стекала с него ручьем. Брюки,плащ, даже волосы несчастного оказались в грязи. Чувствуя себя виноватой, Зояпредложила:

– Пойдемте ко мне. Почистим одежду, а то вас милиция запьяного примет и арестует.

Парень улыбнулся, и они поднялись в квартиру. Зоя застиралавещи незнакомца, отметив, что они все импортного производства, и налиласлучайному гостю чай. Из угощения в доме оказались только сушки.

Пострадавший вымыл голову, зачесал назад волосы, и Зояувидела, какое у него хорошее лицо, некрасивое, но доброе и оченьрасполагающее. Говорил гость с легким акцентом, и Зоя подумала, что он,наверное, из Прибалтики.

Не успел завернутый в плед мужчина отхлебнуть чай, как на кухневозник плохо соображающий Виктор.

– Дай бутылку, – прохрипел он.

– Нету, – покраснела от стыда Зоя.

– А я говорю, дай! – заорал пьяница и со всегоразмаху треснул жену по голове.