А стоял на пороге милиционер с печальным лицом. Когда Милашепотом поздоровалась, милиционер вздохнул и сказал:

— Можете уделить мне немного времени? У вас в подъездечеловека убили.

Листопадов умер, не приходя в сознание, после того, как емуразбили голову неизвестным тяжелым предметом и затащили в подвал. Дверь былаоткрыта в связи с тем, что водопроводчик Митяй занимался там своими прямымиводопроводческими обязанностями. Сам Митяй лежал поодаль от тела и, хотя былжив, не реагировал ни на голоса, ни на свет. Его отправили в больницу, и врачисообщили, что Митяй проглотил большую дозу снотворного. Милиции предстояловыяснить, какое отношение имеет водопроводчик к смерти Листопадова. Пока ониопрашивали соседей, и Мила была второй после Капиталины Захаровны. Она понятияне имела, что говорить. Рассказать правду? Про то, как все началось? Прочеловека в черных колготках, про отравленную «мексиканскую смесь», происчезновение Ольги, про частного детектива, снимающего квартиру наверху…

Мила отлично понимала, что, если она вывалит все это наследователя, ее надолго заберут из дома. И уж тогда у нее не будет возможностипозаботиться о сестре, да и вообще она может не выпутаться из неприятностей безпотерь. А то еще ее саму заподозрят в убийстве. Но сказать, что она вообще незнает Листопадова?.. Нет, так поступить она не могла. Даже не потому, чтокто-нибудь из соседей обязательно ее уличит, а из чисто, человеческихсоображений.

Узнав, кого убили, Мила не сдержала чувств и сильно плакала.

— Это… Это мой друг, — соврала она, немногоуспокоившись. — Интимный. Я встречалась с ним. Недолго. Почти ничего пронего не знаю. Так, всякую ерунду.

— Ну-ну, — сказал милиционер, облегченновздохнув. — Личность, стало быть, установлена. — Придется вам, гражданочка,рассказать нам о своем знакомстве с убитым во всех подробностях.

«Только бы Глубоководный меня нечаянно не выдал! —подумала Мила, кусая губы. — Если он неожиданно возвратится в квартиру инапорется на милицию, то может запросто рассказать правду. Если это, конечно,ему выгодно».

Проведя некоторое время в милиции, Мила возвращалась домой всостоянии, близком к истерике. Она ведь так и не успела позвонить Николаю. Авдруг с ним уже связались похитители и, пока она давала показания, Николайначал действовать самостоятельно? Один, без поддержки, этот хлюпик мог здоровонапортачить.

Когда Мила уже подошла к подъезду, дверь неожиданно вылетеланаружу, и на улицу, словно дикая пантера из клетки, вырвалась живая иневредимая Ольга. Вид у нее, правда, оказался изрядно потрепанным, но нисиняков, ни следов пыток заметно не было. Одета она была ужасно странно — вбольшие не по размеру джинсы, стянутые на талии кожаным ремнем, и мужскуюводолазку, от которой воняло аптекой. Сверху на ней красовалась дешевая курткаиз кожзаменителя с подвернутыми в три раза манжетами.

Сестры одновременно издали по восторженному воплю ибросились Друг другу на шею.

— Как же ты меня испугала! — кричала Мила,ощупывая сестру.

— Да я сама испугалась, — призналась та.

— Как ты вырвалась на волю? — накинулась на нееМила. — Николай заплатил выкуп?

— А за меня что, требовали выкуп? — оживиласьОльга.

— Пока не знаю. А ты виделась с Николаем?

— Его нет дома. А ты с ним виделась?

— После того, как тебя вырвали прямо у него из рук, онприлетел ко мне и рыдал, словно мальчик, — сообщила Мила ту частьинформации, которая могла бы, безусловно, порадовать сестру. — Похитительсказал ему, что, если он обратится в милицию, тебе кранты. Мы никак не моглирешить, верить ему или не верить. И вот собирались все-таки не поверить, но туттакое произошло! Я потом тебе расскажу. Но что случилось, Ольга? Почему ты насвободе? Ты сбежала?!

— Ах, Милка! Это большая человеческая драма! Так простоне расскажешь. Пойдем к тебе, тяпнем по маленькой…

Мила в ужасе отпрянула:

— Нет, дорогая, давай обойдемся без «тяпнем». И ко мнене пойдем. Лучше в какое-нибудь кафе.

— Только если ты заплатишь. Сумку у меня украли! Ту,двухцветную, с замочком-поцелуйчиком, помнишь? Мою любимую. Она стоила большеста баксов!

— Считай, что дешево отделалась, — сказала Мила,потащив ее прочь от подъезда. — Уйдем отсюда поскорее.

Они спрятались в крошечном кафе на пять столиков, и Ольгапервым делом потребовала у бармена за стойкой пачку сигарет. Придвинув к себепепельницу, она принялась чиркать спичками, но, поскольку страшно нервничала,головки отламывались и разлетались в разные стороны, словно маленькие болиды.Наконец ей удалось поджечь первую сигарету, после чего последовала минутамолчания. Пока сестрица наслаждалась куревом. Мила принесла поднос с кофе иватрушками.

— Ах, я только сейчас почувствовала, чтопроголодалась! — воскликнула Ольга. Вообще-то аханье было не в ее стиле.Вероятно, на нее так подействовало похищение.

— Ну, теперь рассказывай поскорее! — потребовалаМила, расправляясь с первой ватрушкой. Когда она нервничала, то всегдастаралась наполнить желудок пищей, чтобы не заработать гастрит.

— Мы с Николаем решили отправиться в ночной клуб…

— Это ты очень издалека начала, — перебила ееМила. — Давай сразу по существу. Когда подъехала машина…

— Это тебе Николай рассказал про машину?

— Ну, да!

— Я не видела никакой машины. В тот момент я кружилась,раскинув руки, и представляла, что я лечу. Над головой было бездонное небо… Итут меня кто-то треснул по башке. Все. Я больше ничего не помню.

Мила застыла с недожеванным куском во рту.

— Как ничего? — даже рассердилась она. — Акак ко мне приехала — тоже не помнишь?!

— Да нет, ты не поняла. Я, конечно, через некотороевремя пришла в себя. Это было так… так… невероятно! — наконец подобралаона нужное слово. — Как в кино, ей-богу! Я чувствую, у меня все заклеено —глаза, рот, руки, ноги… Все! И кто-то — наверное, похититель, понимаю я, —разрезает на мне одежду острым ножом. Сверху донизу!

Мила проглотила остаток ватрушки и с ужасом поглядела насестру;

— Так он что, оказался насильником?!

— Да нет, просто извращением, — махнула та рукой.

— Что же он с тобой сделал? — шепотом уточнилаМила.

— Раздел до трусов, привязал к дереву и смылся! —с ноткой обиды в голосе ответила та. — Можешь себе представить такоезверство? На улице страшный холод, я вся затвердела, словно пластилиноваяворона, и поняла, что приму смерть от переохлаждения. Не знала, где я. Податьголос не могла, только мычала.

— Куда он тебя увез? Где ты оказалась? — сзамиранием сердца переспросила Мила.