— Ваша вторая жена. По крайней мере, она такпредставилась. Вон-вон, глядите, — оживился он, мотнув головой в сторонузала. — Она снова пробежала.

— Если это шутка, — начал Гуркин таким сдавленнымголосом, словно галстук на его шее был затянут слишком туго, — то оназашла слишком далеко.

— Помилуйте, какие уж тут шутки! Она ужинала синостранцами, с французами… И переводчик с ними.

— Элла! — позвал Гуркин, повернувшись к блондинке.Та подошла и взяла его под руку. — Пойдем к французам, они, оказывается,давно уже там.

— Ну, подождали немного, — равнодушно ответилата. — Ничего страшного не случилось.

— Надеюсь, — пробормотал Гуркин и с тревогойпосмотрел на метрдотеля.

Тот тоже отправился в зал, пристроившись у парочки в хвосте.Как только они миновали первый столик, из-под него выскочила Мила и метнулась вхолл. Гардеробщик, уверенный, что Гуркин заплатит за всех своих женщин, толькосаркастически ухмыльнулся и подал ей верхнюю одежду.

— Послушайте, — сказала Мила, воровато озираясь посторонам. — Не могли бы вы кое-что для меня прояснить?

Она расправила украденную стодолларовую бумажку и протянулагардеробщику. Тот поднес ее к глазам и внезапно принюхался.

— Она немного пахнет мужскими ногами, — сообщилаМила. — Но при этом, безусловно, настоящая.

Гардеробщик сделал незаметное движение кистью, и бумажкаисчезла навсегда.

— Что вас интересует?

— Не что, а кто. Андрей Валентинович. Гуркин. Он, как японяла, тут частый гость?

— Раз в неделю точно появляется, — согласилсягардеробщик.

— А эта блондинка?

— Его жена. Элла Гуркина. Не знаю, сколько зарабатываетсам Андрей Валентинович, но супруга его стоит очень дорого. У нее собственныйбизнес. Железная женщина, скажу я вам. Частенько ведет здесь деловыепереговоры.

— Что еще вы про нее знаете?

— Ничего, — пожал плечами гардеробщик.

— А про него?

— Он неравнодушен к блондинкам, — тонко усмехнулсятот.

— И это все?!

— А вы на что рассчитывали? На милицейскоедосье? — оскорбился гардеробщик.

Увидев краем глаза, что метрдотель возвращается обратно,Мила только махнула рукой и поспешила ретироваться. На улице было холодно,Листопадов бродил возле двери ресторана и гонял камушек.

— Он женат! — бросилась к нему Мила. — Онотвратительно, подло женат! Причем его жена — богатая женщина! Ты бы видел,Саша, его костюм! Его рубашку! Его туфли стоят примерно столько, сколькоподержанная машина! От него пахнет «Черутти»! А когда он приходит ко мне, отнего несет дешевым мылом и бедностью!

Захлебнувшись восклицательными знаками, Мила упалаЛистопадову на грудь. Тот похлопал ее по спине и, взяв за шиворот, повел кмашине.

— Умоляю вас страдать дома! — прокряхтел он,запихивая Милу на переднее сиденье. — Сейчас отвезу вас обратно. И необижайтесь на добрый совет — незачем следить за мужчинами. Чем меньше о нихзнаешь, тем крепче спишь.

— Какой сон! — воскликнула Мила, нащупывая вкармане фляжку Листопадова. — Без снотворного я сегодня, конечно, незасну.

— А вот снотворное я, пожалуй, заберу обратно, —не согласился тот, косясь на фляжку. — Уверен, что оно не понадобится, и,как только вы коснетесь головой подушки, тут же заснете.

— Сначала мне нужно повидать Глубоководного, —скорбно сказала Мила.

Листопадов усмехнулся. Его забавляла фамилия, которуюсоорудил Константин на базе собственной.

Константин оказался дома. Вернее, в квартире на третьемэтаже, которую они с Борисом сняли для проведения своего кустарногорасследования. Распахнув дверь и увидев на пороге взволнованную Милу в курткенараспашку и в обтягивающем платье, он сильно смутился и даже на секундупотупился.

— Послушайте, Константин, — решительно сказалаона, переминаясь с ноги на ногу. — Мне нужно сказать вам кое-что важное.

Глубоков потер подбородок указательным пальцем и сообщил:

— Я сейчас немного занят. — Он понимал, что,попади Мила в его гостиную, она сразу же догадается, что там никто неживет. — Ничего, если я спущусь минут через пятнадцать?

— Да-да, конечно. Спускайтесь, когда вам удобно, —тоже вдруг засмущалась она.

Глубоков оказывал на нее странное действие. Вероятно, ееволновала его красота да еще тот факт, что они провели вместе ночь, о которойона ничего не помнила.

Едва она зашла в квартиру, как позвонила подруга Татьяна.

— Ты сварила мазь? — спросила она с места в карьербез всяких «здравствуй» и «как дела».

— У меня же не осталось больше сырья! — тут жеощетинилась Мила. — И сегодня не было возможности съездить в лес. Я дажееще не убрала одеяла, которые ты раскидала по коридору. И Листопадовпо-прежнему следит за мной, — добавила она, понизив голос, как будтоохранник мог слышать сквозь стены.

— Ну, ладно, — смилостивилась Татьяна. — Япока буду набирать заказы. Только учти, тебе придется накопать целый мешоккорней. Впереди зима, а, судя по всему, мазь твоей бабушки действительно нечтоиз ряда вон выходящее. Шпатциков сказал, что он мажет ей не только то, чтопредписано, но еще и вены на ногах. А его жена лечится твоей мазью от отита.Судя по всему, первая баночка у них скоро закончится.

— Таня! Это просто замечательно. Только учти: ссегодняшнего дня ты — в доле. Не желаю бесплатно эксплуатировать твой труд.Главное в торговле — наличие покупателей. Можно сидеть на золоте и не суметьпродать его.

Татьяна фыркнула и положила трубку. Мила же заметалась поквартире, вспомнив, что с минуты на минуту появится мнимый частный детектив ссиними глазами и чудесным ртом, обещающим рай на земле всякой женщине, котораяему понравится. «Сколько дел, сколько дел! — бормотала Мила, загребаявеником рассыпанный „Геркулес“. — И все требуют денег. Боже мой! Мне женужно еще оплатить побелку потолка у Капитолины Захаровны! Почему получаетсятак, что, когда нет денег, срочные дела терпят, а как только деньги появляются,становится невозможно ничего отложить?»

Глубоков явился к ней в голубых джинсах и черной вельветовойрубашке, неотразимый, как молодой Делон.

— Угостите чашечкой чаю? — спросил он, неуверенноулыбаясь. — Или дело слишком срочное, чтобы заниматься чайной церемонией?

— Я должна сообщить вам о себе кое-чтошокирующее, — выдавила из себя Мила, ведя его на кухню и принимаясь теретьтряпкой чистый стол. — В последнее время у меня возникли кое-какиеподозрения относительно Гуркина.

— Гуркин — это ваш бой-френд? — уточнил Глубоков.