Эти мысли едва успели пронестись в голове Милы, как человек,стоявший по левую руку от нее и пропускавший волосы сквозь расческу смикроскопическими зубчиками, услышав слово «жена», обернулся к ней. Он радостноразинул большой рот, предназначенный для нерусской артикуляции, и возопил:

— Мадам Гуркин? О! Какая встречья!

Мила, не умевшая различать иностранцев по акценту,внимательно посмотрела на его отражение в зеркале и принужденно улыбнулась.

— Прошью вас, мадам Гуркин, мы вас ждьем!

С проворством и силой иноземец схватил Милу за руку ипотащил в зал, кинув метрдотелю ее куртку. По дороге Мила сосредоточенноповиляла задом, оправляя слишком тесное платье. Про себя она порадовалась, чтодома встречает Гуркина не в самом затрапезном виде. Переодеться-то времени небыло. К тому же, кто мог предположить, что он, словно заколдованный царевич, повечерам совершенно преображается и гуляет по ресторанам? Впрочем, Алик говорилчто-то в этом роде. Но разве Мила могла поверить в подобное безобразие, неувидев всего собственными глазами?

За столом коротали время в ожидании неизвестно чего еще одининостранец и переводчик с такой кислой физиономией, как будто его заранеепредупредили, что еды он не получит. Переводчик был осыпан веснушками иболезненно худ. Иностранец же, напротив, казался колобком, в который щедрыедедка да бабка переложили масла. Несмотря на оптимальную температуру в зале, онактивно потел, вытирая круглые лоснящиеся щеки огромным клетчатым платком. Состороны казалось, что он сочится жиром.

— Мадам Гуркин! — торжественно представил Милубольшеротый и отодвинул для нее стул.

Переводчик поднял на нее мученические глаза и без выражениясказал:

— Господа рады приветствовать вас сегодня вечером.

— Ты что, белены объелся? — приблизив к немуголову, шепотом спросила Мила. — Они еще ничего не сказали. Ну-те-с,ребята, — обернулась она к иностранцам и, потерев руки, схватилась заменю, которое поднес подоспевший официант. — Поглядим, чем тут можнозаморить червячка.

Переводчик вяло заговорил по-французски.

— Ага! — обрадовалась Мила. — Я васвычислила. Раз вы из Парижа, сжалимся над вами и французского заказывать ничегоне станем.

— Это японский ресторан, — скучным голосомподсказал переводчик.

— Тут что, подают ядовитую рыбу?

— Может быть, у вас есть что сказать господам? —поинтересовался тот, не моргнув глазом.

— А что они хотят услышать? — вперив взор в меню,между делом спросила Мила.

— Хотят услышать, что вы принимаете их условия.

— Ха! Да о чем разговор! — обрадоваласьона. — Скажи им, что принимаю. — Повернувшись к иностранцам, она сширокой улыбкой повторила:

— Конечно, принимаю! Такие обаятельные люди! Чего ж непринять?

Она огорчилась, вспомнив, что фляжка Листопадова осталась вкармане куртки. Впрочем, был шанс, что кто-нибудь из мужчин закажет выпивку. Теуже оживились, толстый мигом перестал потеть и раздвинул, насколько мог,маленький красный ротик, чтобы при помощи улыбки показать, как он доволен ирад. Они наперебой принялись делать Миле комплименты, которые переводчикнеохотно и коряво воспроизводил на русском языке.

— Хочу «нидзимасу насу хасамияки», — сказалаМила. — Не знаю, что это, но хочу.

— Это жареная форель с баклажанами, — пояснилкислый переводчик.

— Вы и японский знаете?

— Да нет, просто часто приходится болтаться поресторанам. На вашем месте я заказал бы яки-тори, дешевле выйдет.

— Что значит — дешевле? — насторожиласьМила. — Мне-то какое должно быть дело? Разве господа не собираютсяоплатить ужин?

— Так это ж вы их пригласили! — удивилсяпереводчик.

— Да? Ну, хорошо, хм. Я просто забыла. — Милаприкинула, что лучше подобру-поздорову смыться, хотя форель с баклажанами ееочень привлекала. Надо сказать, ей совершенно расхотелось устраивать Гуркинусцену. Почему-то Миле стало казаться, что в таком месте хорошего скандала неполучится. Здесь слишком тихо, слишком цивильно и полно людей, которые смогутзадушить этот скандал на корню.

Она поднялась на ноги, громко отодвинув стул, и сказала:

— Извините, пардон, но мне нужно ненадолго отлучиться.

Французы тоже вскочили, переводчик же остался сидеть, глядяна нее с нескрываемым подозрением. Миле предстояло пройти через весь зал,поскольку их столик находился возле самого окна. Но едва она сделала несколькошагов по проходу, как увидела Гуркина и блондинку, которые медленно двигались всторону зала через холл. Блондинка задержалась перед зеркалом, чтобы поправитьприческу. Этой минуты Миле хватило для того, чтобы принять стратегическоерешение. Она уронила сумочку на пол и, тихонько ойкнув, присела на корточки.Потом сделала рывок влево и нырнула под соседний столик, с которого почти допола свисала скатерть.

Под столом обнаружились мужские ноги в блестящих ботинках иженские в красных сапожках. Ноги в сапожках были изящно скрещены, ботинки жестояли параллельно друг другу и нервничали, мелко притопывая. Усаживаясь застол, их обладатель как следует поддернул брюки, открыв взору Милы шикарныеноски. За резинку правого была заткнута свернутая стодолларовая купюра."Вот где мужчины прячут заначки! — обрадовалась своему открытию та и,недолго думая, ласкающим движением положила руку на коленку «лаковым ботинкам».Ботинки дрогнули. Уверенная, что верхняя часть мужчины сейчас пожирает глазамисвою спутницу, Мила осторожно вытащила деньги из носка и, стуча локтями иколенями по полу, переползла под соседний столик.

Здесь было гораздо теснее. Кроме того, компания подобраласьявно не слишком дружественная. Когда Мила втиснулась в пространство междунижними конечностями ужинающих, задев всех по очереди, те стали боязливоподжимать ноги.

Перебежка из-под второго столика под третий прошла сосложнениями. Какой-то тип приподнял скатерть и заглянул под нее.

— Салют! — сказала Мила. — Я уже уползаю.Ничего страшного. Просто не хватило десятки заплатить за ужин. Слишкомразыгрался аппетит.

Она изобразила светскую улыбку и отправилась дальше.Блондинка все еще прихорашивалась, когда к стоявшему в ожидании Гуркинубесшумно подплыл вездесущий метрдотель и, понизив голос, сказал:

— Простите, Андрей Валентинович, у нас тут возникликое-какие проблемы.

Он сделал преувеличенно скорбное лицо, и Гуркин тут женасторожился.

— Что такое? — спросил он, хмурясь.

— Ваша, гм… жена бегает по залу на четвереньках. Это,конечно, не украшает вечер и пугает гостей. Пока мы не рискнули ее остановить…

Гуркин мгновенно обернулся, посмотрел на блондинку, котораясосредоточенно склеивала и расклеивала губы, чтобы наилучшим образомраспределить помаду, и медленно начал наливаться краской. Метрдотель правильнооценил произошедшую в нем перемену и поспешно добавил: