— Все дело как раз в этом, — вздохнула Мила,наливая полный чайник и водружая его дрожащими руками на плиту. — На самомделе он мне никакой не бой-френд. Он не влюблен и даже не увлечен. А простонаходится у меня на денежном довольствии. Я плачу ему деньги.

Константин дернул щекой, потом, криво ухмыльнувшись, сказал:

— Я обратил внимание, что вам нравится именно такойстиль отношений.

Вспомнив их совместную «сторублевую» ночь, Мила побледнелаот унижения.

— Вы меня не правильно поняли, — процедила онасквозь стиснутые зубы. — Я плачу ему только за то, чтобы он играл рольмоего сердечного друга. На самом деле — мы совершенно чужие друг другу люди.

— Вот это да! — оживился Глубоков и ляпнул:

— Я так рад! Ну, то есть, что вы не… зашли слишкомдалеко, чтобы платить мужчинам за то, чтобы они не просто изображали, что оничто-то делают, а делали это на самом деле… — запутался он в собственной фразе.

Мила его не слушала, она была чересчур возмущена.

— Гуркин лгал, что он одинокий бедный ученый, которомудо зарезу нужен необременительный приработок. Я платила ему полторы тысячи вмесяц и чувствовала себя благородной, как фон Мекк. А сегодня выяснилось, чтоэтот драный павлин женат на красивой и богатой молодой женщине, ездит вроскошном автомобиле, постоянно ужинает в ресторанах и одевается так, словнокакой-нибудь Армани — его добрый дорогой друг. Возникает вопрос: зачем ему я?Зачем он тратит на меня свое свободное время, когда мог бы проводить егогораздо более интересно?

— Может быть, — неуверенно предположил Глубоков,обводя всю Милу внимательным взглядом, он все же питает к вам некие чувства? И,изображая бедного ученого, надеется привлечь к себе ваше внимание?

— Да ничего подобного! — горячо возразилаМила. — Приходя ко мне, он ведет себя, словно пенсионер. И самым приятнымвремяпрепровождением считает отдых на диване.

— Да, действительно, поведение чертовскиподозрительное! — повеселел Глубоков, понимая, что Лютикова нравится ему,несмотря ни на что — ни на свою взбалмошность, ни на ситуацию, в которую онапопала, ни на возможную свою причастность к распространению «невидимки». ХотяБорис, доставивший домой знаменитую бабушкину мазь, здорово поколебал версию оее причастности.

— Можете придумать хоть одну правдоподобную причину, покоторой Гуркин все это проделывал? — спросила Мила, разливая по чашкамчай.

— Зачем мне придумывать? — вопросом на вопросответил Константин. — Я узнаю все доподлинно. Если не получится сделатьэто тихо, я вытрясу из вашего Гуркина правду!

В его голосе была такая уверенность, а во взгляде такаямужественность, что Мила ему даже поверила.

— Знаете, я хотел вам кое-что сказать касательно тойночи, — неожиданно перескочил на другую тему Глубоков. — Ну, той,когда мы с вами заключили дополнительное соглашение…

— Я помню, — торопливо перебила его Мила,снедаемая, помимо стыда, неопознанным томительным чувством.

— Дело в том, что…

Константин не успел договорить — телефон, прицепленный к егопоясу, принялся подавать громкие сигналы. Он раздраженно чертыхнулся и,извинившись, приложил трубку к уху. На связи был Борис.

— Дедушку украли! — тонким, не своим голосомсообщил он и издал восклицание, похожее на всхлип.

— Что?! — зловещим шепотом переспросилКонстантин. — Украли человека, находящегося в коме? Из хорошо охраняемойклиники?

— Это не обычное похищение, — зачастилБорис. — Врачи эвакуировали его в Швейцарию. В тамошнюю клинику. Кто-тооплатил не только дорогу, но и лечение. Это он, нынешний хозяин «невидимки».Тот, кто купил наркотик. Наверное, дедушкина жизнь для него очень дорога.

— Но как позволила бабушка?!

— Бабушка улетела вместе с дедом. Она думала, что этонаша инициатива — отправить старика за границу.

— Она думала! А почему не связалась с нами, прежде чемдавать согласие?

— Все произошло слишком стремительно. Я только чторазговаривал с ней по телефону…

— Ты сможешь отследить, кто произвел выплаты?

— Смогу, наверное, но ни секунды не сомневаюсь, чтониточка не приведет ни к кому конкретному. Дело, судя по всему, крупнее, чем мыдумали вначале.

— Мне нужно бежать, — с сожалением глядя на Милу,заявил Константин, закончив переговоры.

— Вы не выпили чай, — застенчиво сказала та.Покраснела и добавила:

— И недоговорили.

— Обещаю, — поклялся Константин, — что припервой же возможности мы продолжим наш разговор.

— А Гуркин?

— Гуркина я беру под личный контроль. Кстати, забылспросить: Листопадов отвечает вашим требованиям?

— Да, конечно, — пробормотала Мила и неожиданновспомнила:

— Я забыла отдать ему фляжку из-под коньяка.

Константин рассердился.

— Он что, спаивает вас?

— Да что вы, что вы! Просто я замерзла, сделалаглоточек…

— Мне хочется, чтобы ваша жизнь как можно скорее вошлав привычную колею, тогда и моя жизнь, скажем так, облегчится. И мы с вамисможем, не оглядываясь на обстоятельства, пить вместе чай сколько вздумается.

После этой высокопарной речи Константин выскочил налестничную площадку словно ошпаренный. «Боже мой, я стал изъясняться, какинтеллигент из плохой пьесы. Надо прекратить думать об этой женщине днем и ночью.Ни к чему хорошему это все равно не приведет, виновна она в чем-нибудь или невиновна».

Покормив Листопадова, Мила предложила ему ночевку на диване,но он отчего-то отказался и сообщил, что проведет ночь на лестничной площадке.Часа в два пополуночи Мила для контроля покрутила изнутри замок на входнойдвери и увидела в глазок, что Листопадов тут же высунулся сверху. Успокоенная,она отправилась спать и впервые за последнее время заснула сразу и надолго. Изцарства сновидений ее вырвал настойчивый трезвон, который кто-то поднял, звоняв ее входную дверь. Взглянув на часы, она обнаружила, что стрелка только чтосползла с семи утра.

Протирая глаза кулаками, Мила походкой пьяного матроса дошладо коридора и обнаружила на лестничной площадке Ольгиного мужа Николая. Еговнешний вид просто вопил о неприятностях. Расхристанная куртка, шарф на спине,словно высунутый язык, никакого пробора — волосы встрепаны и торчат в разныестороны, будто их специально распушали феном.

— Что? — мертвым голосом спросила Мила, распахиваядверь.

Николай ворвался в коридор, не видя ничего вокруг себя.

— Ольгу похитили! — плачущим голосом воскликнулон. — Стукнули по голове, засунули в машину и увезли в неизвестномнаправлении!