Усмехнулся сам на себя: тоже еще филер выискался. Иподумалось – а не хватит ли? На кой мне всё это надо? Повалял дурака и хватит,пора домой.

Но сам знал, что никуда не уедет.

В 19.18 Дронов вышел в сопровождении какого-то противногомужика, одутловатого, с зачесом на лысине. Коротко поговорили, потомодутловатый сел в «сааб», где его ждал шофер, Дронов в джип, и разъехались вразные стороны.

Роберт со всех ног кинулся к своей «девятке», припаркованнойза углом.

Рванул с места – как в кино, с визгом. Хорошо, джип ждал насветофоре, а то потерял бы.

Вести наблюдение Дарновского никто не обучал, но следить заприметным автомобилем оказалось несложно – черный горб торчал над плоскимикрышами отечественных легковушек, да и трафик в Басманове был не такой, как вМоскве. «Девятка» держалась от «гранд-чероки» метрах в ста, и ничего,нормально. Выехав из города, Дронов дал газу – на сто шестьдесят, если небольше. Роберт, как ни жал на педаль, соответствовать не мог, кубатура не та илошадей маловато. Джип оторвался от него, как от стоячего.

Но Дарновский продолжал гнать по шоссе – будто заранее знал,что его настырность будет вознаграждена.

Через пару километров показался дачный поселок. Новехонький,чистенький, с красивыми домами и здоровенными участками. На табличке написано«Жучиловка».

Роберт сбросил скорость до двадцати. Ехал, вертел головойвправо-влево.

И увидел за красивой кованой оградой черное чудовище.

Есть!

Шикарный у мафиозного чемпиона был дом, самая настоящаявилла. А сад вообще заглядение – с пышными розовыми кустами, с оранжереей. Нобольше всего Роберту приглянулась ограда: не шибко высокая, через такую можноперелезть и не будучи альпинистом. Опять же собака нигде не лает, тоже дело.

Тут будущий доктор наук захлопал глазами, затряс головой.Опомнился.

Вы что, Роберт Лукич, совсем ку-ку? Какие еще альпинисты?Какие собаки? Тоже Фанфан-Тюльпан выискался.

Так на себя рассердился, что когда садился в машину – совсего размаха хлопнул дверцей. К чертовой матери уехал, не оглянулся.

Всё было правильно, только ночью он не смог уснуть.Саундтрек ныл что-то тоскливое, смутно напоминающее сиротскую мелодию «Позабыт,позаброшен». Роберт долго ворочался, потом потихоньку встал. Зачем-то оделся.

Сидел на кухне, курил.

Когда за окном начало сереть, из коридора вышла жена,похожая на всплывшую из омута наяду (она всегда спала голая). Сонным голосом,не разлепляя ресниц, спросила:

– Ты что? Пять часов. Бессонница? Прими элениум.

– В аэропорт надо ехать, баден-вюртембергская делегация прилетает,– неожиданно для самого себя соврал Роберт.

– А-а.

Она скрылась в туалете, а он вдруг снялся и поехал.

Меньше чем через час был около дома Дронова.

Еще не рассвело, по крыше машины дребезжал мелкий дождик.

Всё, пора завязывать с этим дурдомом. Потрачу сегодняшнийдень и баста, твердо пообещал себе Дарновский.

Джип выехал из ворот в полдевятого. Дронов сидел за рулемодин.

Еще полчаса спустя на крыльцо вышла женщина, и в ту жесекунду, словно специально дожидалось, из-за туч проглянуло солнце.

Она? Не она?

С бьющимся сердцем Роберт вылез из «девятки», подобрался крешетке вплотную, но так, чтобы его прикрывали заросли.

Она! Ошибки быть не могло, он узнал тонкий, пожалуй, дажеугловатый силуэт.

Девушка медленно шла по дорожке, собирала букет хризантем.Подолгу стояла перед каждым кустиком. Наклонив голову, смотрела, иногда дажетрогала бутон – и чаще всего проходила дальше. Будто прислушивалась, ждаланекоего сигнала. Срезала всего шесть цветков, а ушло у нее на это по меньшеймере минут двадцать.

Ее лица Роберт пока не видел, девушка была повернута к немуспиной.

Ну что, убедился, остолоп? Жива, здорова, не убил еестрашный мафиозо, не расчленил. Да не просто жива – всё у чокнутой Аньки,похоже, тип-топ.

Кимоно на ней такое, от которого и разборчивая Инка неотказалась бы. Домашние туфли «Гуччи», из последнего каталога – жена на нихоблизывалась, говорила, безумно дорогие. Ишь какой Царевной-Лебедью сталапрежняя Серая Шейка.

В общем, можно было с чистой совестью двигать восвояси, ноРоберт медлил. Очень хотелось, чтоб она повернулась. Еще разок посмотреть на еелицо, убедиться, что зомбирование, оно же сглаз, больше не действует.

Фигурка-то точно не фонтан. Локти острые, позвонки на шееторчат. Присела на корточки – обнажились ноги, слишком тонкие, и коленкикостлявые.

Но тут девушка обернулась, провожая взглядом порхавшую наддорожкой бабочку – и Дарновский вцепился обеими руками в решетку.

Как он мог поверить идиоту профессору? Как мог забыть этотконтур скулы, неповторимый разрез глаз, нежный рисунок рта?

А про зомбирование – чушь, бред. Ведь она на него даже неглядела, вообще не видела.

Когда девушка снова повернулась к цветам, Роберт чутьзастонал, как от боли – не насмотрелся.

Прижался горящим лбом к железному пруту.

Снова начинало накрапывать.

Анна (а никакая не Анька!) зябко поежилась, ушла в дом.Хотел он ее окликнуть, но не смог.

Это не безумие, сказал себе Дарновский. Безумием былопотерять целых четыре месяца!

Он не знал, сколько простоял так, прижавшись к решетке, но,кажется, долго. Не заметил, что утро померкло, что дождь набирает силу.

Только когда за шиворот скатилась холодная струйка, поднялголову, и стекла очков моментально забрызгало.

По-собачьи встряхнувшись, представитель сильного поласпрятал очки в карман и полез по прутьям. Соскользнул. Снова полез. Со второйпопытки одолел ограду. Спрыгнул.

Удивительно. Всю свою жизнь просчитывал каждый ход, каждыйпоступок, взвешивал все за и против, а тут ни на секунду не задумался.

Одно окно на первом этаже источало мягкое сияние. Она там,понял Роберт. Включила свет, потому что в комнате сумрачно.

К входной двери соваться не стал. Вдруг в доме еще кто-тоесть?