Он заглянул – горит торшер, на полу валяются плед и журнал.И, что странно, окно нараспашку. А, как уже говорилось, дождь был сильный,ветер. Рама так и моталась туда-сюда.

У Сергея подогнулись коленки. Еще ничего точно не знал –может, она в туалет вышла или еще куда, но сердце подсказало.

И ведь всегда, каждый день своего недолгого счастья он знал,что так и закончится. Ниоткуда взялась, в никуда и исчезнет. Придет он однажды,а дом пуст. Упорхнуло счастье, вылетело в окно.

Дорин тяжело сел на пол и глухо, неумело заплакал.

В четверг 10 мая 1990 года во втором часу пополудни РобертДарновский сошел с ума.

Ничем другим объяснить его поведение в последующие дниневозможно.

До этого дня завсектором НИИКС был здравомыслящим,рассудочным, волевым человеком, что называется, с нордическим характером, а тутвдруг превратился в какого-то Дмитрия Карамазова.

Логический ум и железная воля дали трещину в ту минуту,когда Роберт развернул свою «девятку» через двойную полосу, и окончательнорассыпались в труху, когда он увидел, как поразительная цветочница садится вбольшой черный джип, который немедленно на невероятной скорости унес ее прочь.

Дарновский повел себя, как последний идиот, стыдновспомнить. Сначала закричал. Потом кинулся вдогонку – на своих двоих. Потомвспомнил про машину, вернулся за руль. И ни с места, потому что некуда было –пробка.

Дальше хуже.

Сердце вдруг защемило такой невыносимой, звериной тоской,такой болью утраты, что представитель сильного гендера заплакал, точнее завыл,потому что плакать давно разучился.

В общем, произошел полный распад личности. По счастью,кратковременный.

Неимоверным усилием воли Роберт взял себя в руки, придалэмоциональному хаосу структурированную, рациональную форму.

Вопрос первый: была ли девушка? Может он задремал за рулем ивидел сон? Или стал жертвой галлюцинации?

Проверил. Была. В бардачке стало пятью рублями меньше. Еслимассы в одном месте убыло, то в другом прибыло. Закон Михаилы ВасильевичаЛомоносова.

Вопрос второй: был ли джип?

Он притормозил на повороте у поста ГАИ. Подошел кмилиционеру.

– Здравствуйте. Тут минут пять назад черный джип проезжал,здоровенный такой. Не заметили? Это мой друг, я за ним должен был, да вотподотстал.

Не так много по нашим дорогам шикарных черных джипов ездит,должен был заметить гаишник, если ворон не считал.

Роберт так и впился взглядом в опухшие с похмелья глаза.

«Друг Дронова? Не похож. Брешет. А если не брешет? Ну их, сихними делами».

– Не видал, – бесстрастно ответил лейтенант.

– Ну извините.

Итак, установлено три важных факта, даже четыре: джип был,принадлежит он человеку по фамилии Дронов, и человек это, судя по всему, вздешних местах известный, причем по-недоброму. Если уж милиционер предпочитает«с ихними делами» не связываться… Наверное, туземный мафиозо.

За девушку с синими глазами стало тревожно. Возможно, онапопала в беду. Эмоции и психоз тут не при чем, сказал себе Роберт. Всякийнормальный мужчина на моем месте так бы этого не оставил.

Как быть?

Пораскинул мозгами, придумал.

Расспросить шушеру, которая торгует по соседству. Может,что-то про нее знают.

У мальчишек-чистильщиков как раз был перекур. Присев накорточки, они громко гоготали, матерились, лихо сплевывали. Но Дарновский к нимподходить не стал. Ну их, этих гаврошей, будут друг перед другомвыпендриваться.

Вот инвалид, который продает брошюрки, другое дело. Опять жена костыле, значит, скорее всего, местный. Вряд ли на деревяшке издалекаприскакал.

Дарновский подошел, сделал вид, что изучает печатнуюпродукцию.

«Кама-сутра по-русски», «Как уберечься от сглаза»,«Протоколы Сионских мудрецов», «Я была любовницей Сталина». Дрянные обложки,серая бумага. Стоило ради такой свободы печати цензурные гайки развинчивать.

– Сборник кроссвордов возьму, вот этот, толстый, – сказалон, выбирая книжонки подороже. – И еще маркиза де Сада.

– А?

– Вон, «Сто дней содома». Да не надо мне сдачи, оставьтесебе.

Глазки у инвалида были красные, в прожилках. Мыслипредсказуемые: «Еще трюндель и харэ, хватит на заправиться».

Трюндель – это три рубля? Что ж, поможем ветерану в решенииего проблемы.

Роберт помахал бумажником, как бы в сомнении.

– Календарь с бабами сколько стоит?

«Пятерку надо. Даст».

– Трояк, – тем не менее сказал инвалид, в последний мигрешив не рисковать. – Ты гляди, какие крали, одна к одной.

Он открыл страницу «Январь», где в три цвета была напечатанауворованная из «Плейбоя» фотография.

– Январь, – фыркнул Роберт. – А на дворе май. Да и бабахреновая. У вас тут одна ландыши продавала, не хуже. Знаете ее?

– Аньку-то? Придурочную? – удивился старик. – Кто ж ее незнает? Каждый день тут торчит.

Так и есть – ненормальная, мысленно вздохнул Дарновский.Хорошая у нас с ней получилась бы парочка: она чокнутая и я с приветом.

– А где она живет?

«Ишь, кобель очкастый, Аньку ему, а хрен в грызло не хошь?»

– Это я без понятия, – отрезал инвалид. – Берешь календарьили как?

Допытываться Роберт не стал. Не хочет говорить – не надо.Дальнейшее было вопросом техники.

Подошел к тетке, продававшей пирожки. Купил пару с мясом.Спросил, где живет Аня-цветочница, и все дела: моментально получил всю нужнуюинформацию, частью устно, частью визуально.

Третий дом от дороги, с красной железной крышей. Там «немаядурочка» и живет, вдвоем с бабулей. Бабулю звать Дарья Михайловна, раньшеработала в каких-то «Березках», черт знает, что это такое, но названиепирожница произнесла с завистью и почтением. Про себя обозвала бабулю«пьянчужкой» – Роберт намотал на ус.