Кинувшись к ночному столику, Уни споткнулся обо что-то, оказавшееся на поверку ножнами. «Свет мой, зачем же я его на пол кинул?»

Вжавшись в стену и обняв меч, как ребенка, переводчик почти мгновенно обрел душевное равновесие. «С оружием всегда спокойнее! Я единственный в посольстве, у кого сейчас есть оружие. Да. И не просто оружие, а ценный исторический артефакт, достояние иной, загадочной культуры. Может, он еще и демонов отгоняет. Ну, или злые сны». Тут Уни вспомнил, что вириланов самих некогда называли демонами, и ему стало сперва страшно, а потом смешно.

– Ой, ладно, что это я совсем расклеился! – произнес он вслух, чтобы услышать собственный голос. – Пойду-ка я лягу в кровать, меня ведь ждут прекрасные грезы об Онелии Лерис!

Подойдя к своей «лодке», Уни на мгновение замешкался, размышляя, положить ли ему сначала туда меч, а потом расположиться самому, или наоборот. Шагать в кровать с мечом в руке казалось уже чересчур. Однако что-либо предпринять он так и не успел: шум и крики на улице спасительно отвлекли его от решения странной дилеммы.

Первым делом Уни обнажил драгоценный клинок, отбросив ножны в сторону. «Снова на пол! – пронеслось у него в голове. – Потом опять вечность искать буду». Впрочем, уже через мгновение его стали занимать совсем другие мысли. Насколько он мог заключить из книг и личных впечатлений, вириланы терпеть не могли резких и громких звуков. Хотя, конечно, кричать могли и члены посольства. Да, похоже, что так, вот тонкий голос энеля Богемо. Что же там у них приключилось?

Подняв клинок вертикально у правого плеча, чтобы не задевать стены, Уни благополучно миновал «улиточный» выход из комнаты и оказался на улице, пытаясь разом охватить взглядом всю картину.

Это было похоже на общее собрание всех, кто был в монастыре. Члены посольства сгруппировались справа, в странных позах на корточках, с руками за головой. Слева аналогично стояло человек десять вириланов. А в центре, словно на самом почетном месте, Уни с ужасом разглядел Онелию Лерис. Она сидела на коленях с запрокинутой назад головой, открывающей горло с равномерно пульсирующей артерией. Мужчина в блестящих доспехах из множества скрепленных бронзовых пластин держал ее волосы, намотав их на кожаную перчатку, а другой рукой направлял узкий холодный клинок прямо в надключичную ямку девушки.

– Энель Вирандо, вы, как всегда, вовремя! – слабо выдавил из себя энель Гроки. Удивительно: даже в таком положении он не упустил возможности отвесить переводчику очередную колкость. Но Уни первым делом бросил взгляд на Рапурия Хардо. Лицо начальника охраны было в крови, и, судя по тому, как он кривился при каждом тяжелом вдохе, ребра ему пересчитали знатно. Остальные, включая второго посла, в целом чувствовали себя гораздо лучше. Молодой дипломат поймал взгляд Санери. В нем читалось что-то вроде: «Ну да, попали мы, такие дела!»

– Смотришь не туда! Сюда смотри, рейултенгуэ!

Не понимая значения последнего слова, Уни тем не менее медленно перевел взгляд на мужчину, угрожающего Онелии. Тот был не один. Еще с дюжину воинов в полном вооружении стояли полукругом за спинами пленников, некоторые держали фонари из светящегося мха.

– У меня есть имя, но тебе его знать не следует! – проговорил воин с таким остервенением, словно был собакой и лаял на забредшую на его территорию псину. – Зато я знаю, кто есть ты и кто есть она, – он резко дернул Онелию за волосы, словно тряпичную куклу. – Я знаю, что нити ваших имен связаны, и это знаешь ты. Смотри внимательно и узри: перед тобой тот, кто навсегда разрушит эту связь!

Внутри Уни боролись два ощущения. С одной стороны, ему было реально страшно: от неожиданности, за Онелию и от собственного бессилия и непонимания, что происходит и что вообще можно сделать. Так же как и на его недавнем обучении, содержимое желудка отчаянно искало выход наружу из его бренного тела. Но с другой стороны… Воистину, это было очень глупое, подталкиваемое безумным и оторванным от жизни восприятием реальности желание, и он просто не смог его пересилить:

– Простите, а вы это у Ягуара научились так гавкать? – Интонация переводчика была отнюдь не оскорбительной, а скорее сугубо нейтральной, с сильным оттенком познавательного интереса. Что, впрочем, придавало его словам еще более издевательский характер. – Нет, просто такой тембр голоса характерен именно для аринцильского языка, и поскольку вы общаетесь… теперь общаетесь с господином Ягуаром… Он теперь ваш новый лидер… то лидеру ведь обычно подражают, не так ли? Я просто не помню, чтобы ваш наставник… Простите, я очень волнуюсь и забыл его славное имя… Так вот, я не помню, чтобы он выражался… вот так! – обратился Уни теперь уже к членам посольства, словно оправдываясь.

Повисла тишина. Больше всего переживали плененные герандийцы, в частности энели Богемо и Нафази, тщетно пытавшиеся понять, что́ сказал врагам переводчик и чем это чревато для них. Впрочем, лидер налетчиков из касты воинов тоже был не в лучшем расположении духа. Судя по выразительным взглядам, которые бросали на него подчиненные, стремление во всем перенять повадки нового вожака одобряли далеко не все. Только сейчас, осознавая некоторые особенности положения, которое он, сам того не желая, создал, Уни готов был биться об заклад, что в свободное время многие соратники даже посмеивались над стремлением своего командира копировать манеру разговора аринцилов.

На лбу мужчины, буквально держащего в руках жизнь возлюбленной Уни, запульсировала жилка, а глаза его налились кровью. Он весь полыхал яростью, но это явно был тот случай, когда чувства бежали впереди способности выразить их вербально.

«Так он еще и буйный! – тревожно подумал Уни. – Сейчас как ткнет ее мечом, и все. Нужно срочно помочь ему произнести хоть слово!»

– Тебе ведь очень хочется убить меня, Тот-чье-имя-мне-знать-не-нужно? Ведь так? Вот и сделай это, сделай это сам! Один на один, прямо сейчас!

– Я бы прямо сейчас разрубил тебя на тысячу кусков, истолок их в ступе с твоей собственной кровью и выпил во славу великого Ягуара и моих братьев! – с облегчением и даже легкой благодарностью исторг из себя воин. – Но я связан приказом сохранить твою жизнь для меча моего господина. Мы поступим иначе. Я заберу ее, – он тряхнул Онелию за волосы, – а перед битвой покажу тебе ее отрубленную голову! А чтобы тебе было легче принять утрату, знай: перед смертью мы все доставим ей то удовольствие, которое способна воспринять женщина от настоящих мужчин!

Теперь кровь заиграла уже в висках Уни. Он смотрел на воина, но видел только узкий коридор, всасывающий пространство и мгновенно сокращающий расстояние