И на губернатора.

Ждали дуэли.

Встал оратор. Хитрый лис, и светлый костюм, как ласковая, светлая хитрая шерсть. Поднес к подслеповатым глазам бумагу.

– Уважаемые гос-с-спода! Хочу представить вам отчет о том, что было проведено… сделано… у нас в городе и области… – Он льстиво поправился. – Губернии…

– Это все равно! – крикнули с места.

– За последний, оч-ч-чень важный для губернии год… Перед тем, как мы подойдем… а мы уже вплотную подошли к выборам верховной власти!.. хочется отметить небывалые успехи… рост экономики… замечательные сдвиги в сельском хозяйстве… всемерное развитие малого, м-м, бизнеса!.. и крупные предприятия тоже, надо заметить, не отстают…

– Что вы врете, – громко сказал Степан и встал из кресла.

Все глаза обратились на него.

Губернатор не смотрел на него. Он смотрел в окно.

Тишина. Какая хищная, охотничья, лисья тишина.

– Что вы все врете, – повторил Степан и выпрямил спину. – Ладно бы вы врали себе. Но вы врете народу. А народ – как нищим был, так нищим и остается. Как загнанным в угол был – так там и сидит! Вы грабите народ, качаете из него последние деньги – для себя. Рост цен на коммунальные услуги. Рост налогов. Дикий рост цен на продукты первого потребления. Дикая, чудовищная коррупция! В образовании. В медицине. В милиции. В военкоматах за то, чтобы мальчика от нашей поганой армии, от убийцы, отмазать, знаете, уже сколько берут?! Цифру назвать?!

В зале все молчали. Как воды в рот набрали.

– Вы все врете народу про пенсию! Придумали систему! Да эта ваша система рухнет при первом же крепком потрясении страны! А их еще ой сколько будет, и скоро будут! Вы знаете о том, что у нас люди месяцами за квартиру не платят?! Что – в очередях на ваши субсидии лживые – днями, неделями, месяцами сидят, чтобы кроху сэкономить?! Триста, четыреста рублей… Триста! рублей! сэкономить! А каждый из вас – сколько – в месяц получает?! Ну да, да, зарплату?! Только – ее?! Помимо того, что вы…

Это он крикнул во всю глотку.

– Крадете!

Молчали. Слушали. Не перебивали.

Странно, а ведь могли бы рот заткнуть. А может, уже вызвали, кого надо? И сейчас дверь отлетит, и войдут, и…

– Крадите и делитесь – вот ваш девиз! А если кто не поделится – что ж, тому не жить! А я – не вор! И я – не ваш! – Быстро окинул, охватил всех, оцепенело сидящих за столом, ненавидящими, бешено-белыми глазами. – Я лучше под вас, воров – бомбу – самодельную – подложу! И пусть меня казнят, как террориста. Но я объявляю вам войну!

Оцепенение падало, капало медленно, медленно, сверху, с пылающей люстры, тяжелыми, огненными каплями.

– Я – народ! Слышите: это народ – объявляет вам – войну!

Важный чиновник в богатом модельном костюме, сидевший ближе всех к Степану, вцепился в край дубового стола побелевшими пальцами.

– Господин губернатор! – Он обернулся к губернатору, и тот оторвался от созерцания заречных снежных далей, глянул на Степана. – Вы пробовали прожить на зарплату, которую в вашей губернии… во всей России!.. получает учитель? Врач? Библиотекарь? Почтальон? – Лицо Марии закачалось перед его лицом. – Дворник? Пробовали? Нет? Так попробуйте! Вы пробовали прожить на пенсию, которую получает простая старушка… простой старик?! Непростой: он нас с вами защищал в войну! Он – во врага стрелял! А если и не стрелял – военную кашу, мальчишкой, дрожа от голода, из солдатского котла – жрал! Миску – за этой кашей – протягивал… А какая у него пенсия?! Знаете?! А вы – на Канары – или на Карибское море – или в ваш личный, да, личный особняк в Испании – на чудесном морском берегу – давно летали?! На личном, между прочим, самолете!

Среди политиков поднялся легкий гул.

Да, как будто далеко, над дворцом, летел самолет.

И вправду – на Канары летел.

Степан расправил плечи. Глубже вдохнул.

– Вы – сжигаете дома, старые, деревянные дома в старом городе, чтобы расчистить площадь – для строительства особняков роскошных, фешенебельных, для себя! Для себя! И вам все равно, где, как ютятся погорельцы! Как среди зимы живут в палатках! Готовят на кострах! У кого бедняги ищут приют, пристанище! Ничего, думаете вы, у всех родные, близкие, знакомые, ничего, расселят погорельцев! Комнатки кому-то нищие, «гостинки», общежития тараканьи – город выделит! Ничего! Проживут! А у нас зато – особняк в центре города! Вы знаете, сколько старых домов сожгли в старом городе в эту осень и зиму? Семнадцать! Издеватели! Лучше бы летом жгли, когда – тепло!

– Доказательства! – запальчиво крикнули с другого конца стола.

– Кровь живая – вот доказательство! – крикнул Степан над круглым столом, как над замерзшим озером. – И погорельцы никогда, слышите, никогда не подадут на вас в суд! Потому что они хорошо знают: вы – их – засудите! А еще и потому, что никогда, ни один бедняк в нашей стране не сможет заплатить никакие ваши чудовищные судебные издержки! И тем более – дать на лапу судье, адвокату… прокурору!.. и еще кучке более мелких, позорных вымогателей…

– Уведите его! – задушенно, истерически крикнула круглолицая, крупнотелая дама с брошью-жуком на кружевной манишке у горла.

– А ваши выборы?! Фарс это, подлог, а не выборы! За каждым из вас стоят ваши деньги! Те, что вы наворовали сами – или деньги корпораций, что вас выдвигают! Ваши выборы – это война денег! Это – кто больше заплатит! А народ… Вы прикрываете его жалкими бюллетенями, как бумажным щитом, эту вашу войну!

Степан сжал кулаки. Молодой задор, последний риск обнял, закружил его. Счет шел на мгновения.

– Вы все врете, что у нас нет политических заключенных! – Надо успеть. Вот сейчас надо быстро, громко, внятно, резко сказать. А то оборвут. Рот заткнут. – Они – есть! Их – много! Правящий режим – режим лизоблюдства, страха и кражи: денег в свой карман! И те, кто говорит людям правду – не нужны! Не…

Губернатор встал. Выставил лысую, жирную башку вперед.

«Как торпеда, сейчас поплывет… полетит… в меня…»

– Как вы смеете…

«Не выдержал. Началось. Ты еще сможешь. Еще немного…»

– А вы тут посажены верховной властью для того, чтобы под прикрытием «великих деяний» в губернии попросту отмыть!.. отмыть, награбить тут кучу денег!.. и вернуться разбогатевшим, довольным и сытым хищником – в родную!..

Уже поднялся гомон, крик. Все кричали. Махали руками. Повскакали с мест. Уже бежали к нему.

– Северную!.. столицу…

«Сейчас на пол повалят. Ну и пусть».

– И все! И больше ничего!

– Ты сядешь! За… оскорбление!.. личности… и достоинства…

Свинячья рожа губернатора была красна, дика, надута, если б проколоть иголкой – вытек бы алый, жирный, помидорный сок.

Чье-то знакомое – да чье же, чье?! – широкое скуластое лицо подмигнуло ему с другой стороны ледяного круглого озера-стола.