– Ты чем-то недоволен? – шиплю я, вскидывая голову.

Ли Шиминь быстро отводит взгляд, но его плечи дрожат от напряжения. Черные круги у него под глазами выглядят так, будто вдавились в кости. Он сжимает губы в тонкую, туго натянутую линию, словно сдерживая окрик… или возглас боли. Его тело – поле боя, на котором сражаются противоречивые, враждебные друг другу силы. Не знаю, что из этих сил – симптомы, а что – эмоции.

Из-за кухонной двери доносятся приглушенные звуки кипящей воды. Запотевшее стекло окрашено садящимся солнцем в вулканический оранжевый цвет.

– Не будь таким угрюмым. – Я убираю руки со стола, пальцы царапают поверхность, словно когти. – Ненавижу угрюмых парней.

Лицо Ли Шиминя на секунду принимает ошарашенное выражение. Потом он произносит между нервными вздохами:

– Я… Просто я не знал, что ты можешь выглядеть такой счастливой.

– И это тебя беспокоит?

– Ты что-то скрываешь.

– Думай что хочешь. Мы с тобой не настоящая пара. Я тебе ничего не должна.

Дернув мускулом на подбородке, он поправляет браслет, который дал ему Ичжи, чтобы отслеживать его физиологическое состояние.

– Дело не в этом. А в том, что мы должны быть честны друг с другом. Я все равно во время боя выясню, что у тебя на уме, и если обнаруженное неприятно меня поразит, синхронизация между нами может нарушиться. В общем… что на самом деле произошло прошлой ночью?

Я хмыкаю. Лучше сразу выложить все начистоту, чем позволить ему вариться в подозрениях. Военные не в курсе – это самое важное. И сомневаюсь, что мой партнер им разболтает, ведь Ичжи так сильно старается нам помочь.

Я наклоняюсь над столом, делая Ли Шиминю знак, чтобы приблизился. Его щетина едва не царапает мою щеку.

– Помнишь, я тебе говорила об одном городском парне? О том, кто научил меня читать? – шепчу я ему на ухо, взгляд скользит в сторону кухонных дверей, залитых оранжевым туманом. За ними, как дым, мелькает фигура Ичжи в развевающемся халате. – Вот он. За этой дверью.

У Ли Шиминя перехватывает дыхание. Он слегка отодвигается.

– Он пришел сюда ради тебя.

– Да, так и есть.

Тихий, краткий порыв воздуха, вырвавшийся из губ Ли Шиминя, жарким призраком овевает мою щеку. К своему удивлению, я замечаю, что глаза его увлажнились. А может, просто в очках отражается оранжевый свет.

– И ты его любишь? – шепчет он, не злясь, не обвиняя.

Все во мне замирает.

Я никогда не признавалась в этом вслух, но, заглянув в себя, нахожу ясный ответ. Неоспоримый.

– Да. – Мой голос дрожит так же сильно, как руки Ли Шиминя. – Он самый потрясающий парень из всех, кто ходил по этой планете.

Он сдвигает брови.

– И все же ты завербовалась в армию, а не осталась с ним?

Я откидываюсь на спинку стула. Вот так так! Ли Шиминь – и вдруг произносит нечто столь наивно романтичное.

– Да, потому что любовь не решает проблемы, – отвечаю я. – Проблемы решает решение проблем.

– Бедный парень. – Ли Шиминь бросает взгляд на кухонные двери, потом снова на меня, слегка покачивая головой. – Только смотри, не прогоняй его снова.

– Увы и ах. – Я хватаюсь пальцами за край стола. – От кого мне не отделаться, так это от тебя.

И все же глубокой ночью, так и не справившись с водоворотом мыслей, я стучу в дверь именно Ичжи.

– Цзэтянь? – Он сонно моргает, открывая дверь. – Что ты?..

Я обхватываю ладонями его лицо и притягиваю к себе для поцелуя.

Он что-то бормочет у моих губ, и его дыхание рассыпается на горячие, яркие покалывания, накрывающие меня, как прилив. Они проносятся по моим нервам, спускаясь все ниже, ниже, пробуждая те части моего тела, которые я всю жизнь училась прятать и игнорировать, потому что, хотя это и части моего тела, они не для меня. Они предназначены для того, чтобы поддерживать честь моей семьи, они – собственность, которую я должна передать неповрежденной в чужие руки. Их следует беречь для будущего мужа. Для Ян Гуана. Для Ли Шиминя. Чтобы доставлять им удовольствие, продолжить их род.

Да пошло оно всё!

Я толкаю Ичжи в комнату. Ударом локтя закрываю за нами дверь. Наше лихорадочное дыхание и тихие звуки наших соприкасающихся губ кружат вокруг моей головы, отрезая весь внешний мир, оставляя лишь нас двоих. Этот отчаянный поцелуй не такой, как первый, перед расставанием, когда я покинула Ичжи, чтобы оказаться здесь. Легкое, как перышко, тепло парит в моем теле и растягивает хрупкое, болезненное напряжение во мне до точки разрыва. Мне ненавистна мысль, что я уязвима перед этой жаждой, этим желанием.

Но поскольку я с Ичжи, то, может, и ничего страшного.

Он по инерции делает шаг назад, но потом останавливается и прерывает поцелуй.

– Цзэтянь, нам нельзя… – выдыхает он едва слышно. Я впервые вижу его с распущенными волосами. Они обрамляют тонкое лицо, придавая ему беззащитный вид. Какой же он красивый! Лунный свет пробивается сквозь тонкую занавеску, ласкает его черты, словно тоже его боготворит.

– Ичжи, мы наконец-то одни, – шепчу я, глядя на него из-под ресниц. – По-настоящему одни. И я знаю, что ты хочешь меня. – Взяв его руки, я провожу ими по своему телу. Мне придает храбрости тревожное чувство, что в любой момент произойдет что-то еще более ужасное и помешает нам. – Ты хотел меня с первой же нашей встречи. Разве нет?

Три года назад, когда нам было по пятнадцать, я обнаружила его неподалеку от своих любимых кустов. Он медитировал. Никогда раньше я не видела человека со столь здоровой кожей, блестящими волосами, в такой чистой и белой одежде. Он показался мне неестественным.

Поэтому я отломала ближайшую ветку и набросилась на него.

Понятия не имею, почему в итоге он пообещал прийти снова. Но, видимо, нашел во мне нечто такое, что вынуждало его сдерживать обещание снова и снова, в конце каждого месяца.

И это нечто завораживает его, опьяняет, затуманивает его взгляд. Он прикусывает губу.

– Я хочу, чтобы это был ты. – Осторожно обвожу пальцем синяк вокруг его глаза. Синяк, который он получил, спасая меня. Единственный изъян на его лице, других никогда и не было. – С тобой у меня не останется сожалений.

Он напрягается дважды. Сначала после моих слов, потом, сильнее, когда я провожу губами по жилке на его шее. Его грудь поднимается в дрожащем, почти неслышном вдохе. Кровь пульсирует все быстрее под кончиком моего языка. Его пальцы мнут ткань прекрасного ночного халата, который он для меня раздобыл. И наконец он, легонько потянув меня за волосы, отводит назад мою голову и прижимается губами к моим губам, отпуская на волю свой голод.