Я каменею всем телом.

«Отвернись, – мысленно умоляю я. – Ты себя выдаешь».

И все же, когда он отворачивается, он забирает с собой кусочек моего сердца.

– Ты больше не сам по себе, – говорит Ичжи Ли Шиминю. – Посмотри на нее. Посмотри на эту девушку. Ты в самом деле собираешься утащить ее вниз за собой, хотя у тебя есть десять тысяч причин стать лучше?

Ли Шиминь долго молчит. Потом закрывает глаза и выдыхает через нос.

– Сейчас уже восемнадцать тысяч причин.

– Хорошо. – Голос Ичжи вздрагивает от спавшего напряжения. – Ты победишь свои пороки и станешь отличным партнером. А я буду рядом, чтобы помогать тебе чем смогу.

Не знаю, смеяться мне или плакать.

О, это будет совсем не странно!

– Что бы с тобой ни случилось, армия ответственности не несет. Договорились, Мажорчик? – Сыма И отпирает дверь в покои Ичжи. Вернее, теперь это наша новая квартира.

Ичжи зря времени не терял. Пока мы с Ли Шиминем падали полдня на катке – тренироваться стало труднее, поскольку у него ломка, – Ичжи купил многокомнатную квартиру прямо в башне Кайхуан.

Ну ладно, не купил. Купить недвижимость вдоль Великой стены нельзя. Но он сделал «щедрое пожертвование» армии, и ему позволили «временно занять» номер люкс, в котором время от времени останавливается какой-то высокопоставленный стратег со своей семьей, когда приезжает из города.

Так что мы будем жить здесь втроем.

Урок, который я извлекла из всего этого безумия: можно решить абсолютно любую проблему, закидав ее деньгами. Если нельзя, то, возможно, причина лишь в том, что у тебя недостаточно денег на конкретно эту проблему.

Поскольку я и Ли Шиминь должны постоянно находиться в заключении, на внешнюю дверь поставили замок, принесенный из тюрьмы. Если мы хотим куда-то пойти, то должны вызвать Сыма И. Ну и пусть, ведь его квартира располагается тремя этажами выше. Он предупреждает нас, чтобы мы не раздражали его слишком частыми просьбами отпереть дверь, потом с грохотом захлопывает ее и замыкает нас на ночь.

Когда стихает эхо грохота, на меня нисходит чувство оцепенелого облегчения. Делаю вдох, выдох, оглядываю номер. Компактное и практичное помещение. Не огромное и не пышное, как апартаменты пилотов, но все же рай по сравнению с бункером Ли Шиминя.

Еще одна причина поблагодарить Ичжи. В бункере мне не удавалось крепко заснуть.

Оранжево-красная дымка заката пронизывает маленькую кухню и висит над деревянным обеденным столом. Я раздвигаю стеклянные двери, ведущие в кухню, и выглядываю в открытое окно. Голая равнина простирается вдаль под садящимся солнцем, принося запахи земли и диких мест. Здесь, на северо-западе Хуася, почва серая от залежей Металл-белого и Вода-черного дух-металла. Именно за этими кристаллизованными гранулами ци хундуны пришли на нашу планету. Оно необходимо им для лечения и репликации. Но я ищу взглядом другое…

Белый Тигр сидит напротив окна, припав к земле, в своем Спящем Облике, неправдоподобно огромный, готовый к атаке. Наша квартира на тринадцатом этаже сторожевой башни находится на уровне его гладкой, как мыло, мощной шеи. Сейчас, когда по нему не бегут зеленые и черные полосы ци, создаваемые его легендарной парой пилотов, он выглядит голым, но все равно меня охватывает глубокий восторг. Я словно возвращаюсь в детство, когда можно было наслаждаться сказками о хризалидах и пилотах, не задумываясь о том, что за ними скрывается.

– Ичжи! – взвизгиваю я и хватаю его за руку, когда он подходит сзади. – Это Белый Тигр! Белый Тигр! Прямо здесь!

– И что такого? – смеется он. Полыхающее небо освещает его лицо и зажигает огоньки в глазах. Ветер с равнины бросает пряди волос на его лицо. – А ты пилот Красной Птицы!

Я вздыхаю, мой восторг усыхает под давлением холодной реальности и чувства вины. Хотя Белым Тигром управляет Слаженная Пара и «болеть» за них безвредно, все же ужасную систему пилотирования это не отменяет. Нельзя поддаваться фантазиям о могуществе и героизме, если за ними прячутся истинные ужасы.

– И правда. – Я закладываю прядь волос Ичжи ему за ухо и поднимаю глаза к потолку. – Дугу Цьело и Ян Цзянь живут в лофте, да? Может, когда-нибудь мы с ними случайно столкнемся.

Ичжи смущен моим прикосновением, но иронично улыбается:

– Я слышал, что с Дугу Цьело лучше не сталкиваться.

– Да ну тебя! Ты же знаешь, насколько преувеличены все истории о девушках с характером. Кроме того, наверное, мне стоит опасаться не ее, а Ян Цзяня? – Я понижаю голос. – Он ведь родственник Ян Гуана, верно?

– Я слышал, они не ладили. – Ичжи пожимает плечами. – К тому же он принц-генерал, а это не шутки. Вряд ли он выкинет что-то такое же опрометчивое, как Син Тянь.

– Надеюсь, ты прав. Не хватало еще, чтобы…

Уголком глаза замечаю неотчетливую фигуру Ли Шиминя. Он стоит за дверями кухни, яркие краски заката поблескивают на стеклах его очков.

Моя ладонь отдергивается от руки Ичжи как ошпаренная.

– Э-э-э… начну готовить снадобье. – Ичжи неловко улыбается, беря бумажную упаковку с травами, рекомендованными для Ли Шиминя армейскими докторами. Еще они прописали какие-то дорогие химические лекарства, но традиционные средства в конечном счете полезнее для потока ци.

Когда Ичжи достает глиняный горшок, я покидаю кухню. Ли Шиминь не освобождает мне путь, хотя моя щека едва не касается его груди. Моим легким становится тесно в груди, но я закрываю за собой стеклянные двери, проталкиваюсь мимо него и с беззаботным видом сажусь за стол. Его тяжелый взгляд преследует меня, прилипает ко мне, давит.

Звук шагов. Скрип ножек о пол, когда Ли Шиминь отодвигает стул и тоже садится.

По моему позвоночнику бегут вверх колючки. Пересыхает в горле. Я меряю взглядом тяжелую входную дверь, мешающую мне сбежать. В мозгу, громыхая, проносится воспоминание о том, как этот здоровяк недавно размозжил лицо пилота-Огонь. Я опускаю взгляд на липкую виниловую столешницу и молюсь, чтобы Ли Шиминь не начал задавать вопросы обо мне и Ичжи.

А потом меня внезапно отпускает.

Бесконечное число раз я наблюдала, как отец доводил мою мать до нервного срыва, изображая из себя грозовую тучу. Он не ругался и не кричал, просто ставил миску на стол немного громче обычного или хлопал дверью немного резче. Она ходила вокруг него на цыпочках, словно вокруг бомбы, волновалась при каждом его движении из страха, что он взорвется. Не произнося ни единого слова, он приучал ее завязываться в узлы и ставить на первое место его нужды и желания. И она шла на всё в удушающей надежде снизить напряжение и вернуть жизнь семьи в нормальное русло.

Я никогда не старалась выучить уроки, преподносимые отцом. Приняла для себя решение провоцировать его, пока не взорвется. Несколько мгновений боли лучше, чем дни и ночи страха.