– Цзэтянь, – мягко упрекает меня Ичжи, выходя из комнаты, – ну зачем ты так? Не усугубляй его состояние.

Я сердито фыркаю, но ловлю заваливающуюся назад голову Ли Шиминя. Кожа на его голове обжигает мои ладони сквозь остриженные волосы. У корней выступают капельки пота. Меня сотрясает дрожь, почти такая же сильная, как у моего партнера.

Я скрежещу зубами. Почему мое тело постоянно реагирует на него так, как мне самой не хотелось бы? Неужели мое подсознание всерьез настроилось служить хозяину-мужчине, которого мне назначили?

– Ненавижу тебя! – Мой неровный голос срывается в визг. – Из-за тебя я в полной сумятице.

Его взгляд плывет и теряет фокус.

– Прости.

– И прекрати извиняться!

– Прости. – Он закрывает глаза, не переставая дрожать.

– Айя, я и думать не думал, что все настолько плохо, – ворчит Сыма И, покачиваясь на табурете в медицинском боксе. Его волосы торопливо стянуты в узел, а мантия стратега накинута на ночной халат, как плащ. – Поверить не могу, что эти некомпетентные идиоты из Суй-Тан такое допустили.

– Центральный штаб не знал о его состоянии? – Ичжи сидит на другом табурете, рядом с кроватью Ли Шиминя, и держит его за руку, а того по-прежнему безудержно трясет.

– Нет. Когда я его тренировал, ничего такого с ним не происходило. Я даже выдал им подробный план тренировок, и вот на тебе! – Сыма И плотнее заворачивается в мантию и отводит глаза. – Впрочем, это правда, что после случившегося с Вэньдэ я оставил его не в лучшем психическом состоянии. Видимо, им надоело возиться с его переживаниями и они пустили дело на самотек.

Я сижу с другой стороны кровати и прижимаю к койке трясущуюся руку Ли Шиминя. Военные врачи оставили нас на время, сказав, что они не могут сделать иглоукалывание, пока лекарства, впрыснутые в кровь, не успокоят его нервы.

Химические лекарства меня нервируют. Они слишком противоестественны, слишком радикально воздействуют на поток ци. Но, думается, именно этим Ли Шиминь долгое время занимался сам с помощью алкоголя.

Врачи говорят, что изначальное ци Ли Шиминя – то, что вдохнуло в него жизнь и со временем истощается без возможности восстановления, – было серьезно повреждено и что его печень висит на волоске. Мы не можем отменить детоксикацию. Если ломка повторится, в следующий раз будет гораздо хуже. И никто не знает, выживет ли он тогда.

Никто не знает, выживет ли он сейчас.

В моей голове нарастает пронзительный звон. Мир трещит по швам, сосредотачиваясь на дрожащей руке Ли Шиминя под моей ладонью.

Вот умри он сегодня – разве это не идеальный вариант? Если я убью его в Красной Птице, хундуны почувствуют его смерть, немного успокоятся и отступят. Тогда расслабятся и наши военные, а я окажусь не так уж и нужна. Но если он умрет от естественных причин, то у армии не будет повода меня казнить, а хундуны продолжат нападать с нынешней интенсивностью. Вакуум власти может привести военных на грань отчаяния настолько, что они позволят мне унаследовать Птицу и управлять ею самостоятельно.

– …особенно после того, как он потерял в тюрьме половину печени, – голос Ичжи прорывается в мои раздумья.

– Погоди, что? – Я смаргиваю, поднимая голову.

– Половину печени и одну почку. – Ичжи переводит взгляд на меня. – Органы, которые забирают у здоровых заключенных, ожидающих казни. Для трансплантации.

Моя кровь превращается в вязкую, хлюпающую жижу. Почки – самый важный сосуд для изначального ци. С потерей одной почки продолжительность здоровой жизни Ли Шиминя фактически сократилась вдвое.

– Ты не мог бы купить ему новую, взятую у другого убийцы? – спрашивает Сыма И.

– Мог бы, – отвечает Ичжи. – Но после такой серьезной операции он не сможет пилотировать несколько месяцев, намного дольше, чем после ломки. Армия на это подпишется?

Сыма И сжимает губы.

– Не раньше, чем вернем Чжоу.

– Все постоянно сводится к этому, не так ли? – Ичжи вздыхает и крепче стискивает ладонь Ли Шиминя.

Я постоянно против своей воли посматриваю на их соединенные руки. Хрупкие пальцы, предназначенные для сортировки лекарственных трав и отмеривания пипеткой микстур в лаборатории, держат лапу зверя, предназначенную для того, чтобы забивать врагов до полусмерти.

А может, руку, способную наколдовать завораживающую каллиграфию.

Мой взгляд, блуждая, падает на лицо Ли Шиминя, но я сразу отвожу глаза, не в силах смотреть на его искаженные страданием черты.

Нет, он не может умереть вот так. Ичжи проследит, чтобы врачи провели детоксикацию.

– Борись, Железный Демон! – Я сжимаю его руку.

Он кашляет, сухо и хрипло, потом пытается подняться.

– Лежи спокойно! – Ичжи стремительно наклоняется, чтобы поддержать его голову.

– Не уходи, – бормочет Ли Шиминь, прижимаясь щекой к его ладони.

– Не уйду.

Во мне все переворачивается. Такая забота о ком-то выше моего понимания. Мне не следовало втягивать Ичжи во всю эту сумятицу и перекладывать на него мои проблемы, но сама бы я не справилась.

Ичжи подносит Ли Шиминю кружку с водой. Тот делает глоток, и его немедленно рвет через край койки. Я резко втягиваю в себя воздух, когда замечаю, что из его рта вместе с желчью капает кровь.

А потом все становится красным.

Сквозь бетонные пустоты башни пробивается мычание сирен. Большая круглая лампа на потолке заливает комнату предупреждающим алым светом.

– Что это? – Я выпрямляю спину.

Сыма И встает с табурета, его губы отрешенно шевелятся, слова не слышны за воем сирен, пока он не повышает голос:

– Слишком рано для очередной атаки хундунов!

– Нас это касается? – кричу я.

– Нет, не обращай внимания! – Сыма И машет рукой и снова садится. – У вас период отдыха!

– Хорошо! – откликаюсь я, но борюсь с порывом сделать хоть что-нибудь. Теперь, когда в моей власти изменить ход войны, все воспринимается иначе – как будто и я отчасти виновата в смерти каждой наложницы.

Стены сотрясаются от мощного толчка снаружи. Еще одного. Еще одного. И еще. Удары сыплются все чаще.

Я слезаю с табурета и ковыляю к дребезжащему окну. Отодвигаю в сторону занавеску.

Белый Тигр проснулся и удаляется от сторожевой башни на четырех лапах. Его светлые конечности в зеленых и черных полосах смазаны быстрым движением и выглядят как спектральные пятна на фоне ночи. Грохочущие шаги скоро стихают. Возможно, хризалиды-Металл не способны испускать мощные заряды ци, но они отлично используют свои внутренние качества. Полное жизни ци-Дерево, прокатываясь по ее телу, позволяет ей достигать изумительной скорости, а благодаря приспособляемости ци-Воды движения плавны и легки.