вниз, притягиваясь к центру Вселенной, к своему естественному месту. Это всем известно. И все же один мощный гайстескранкен своей волей может изменить это, хотя бы на миг. Когда гайстескранкен умирает или покидает данную местность, естественный ход вещей восстанавливается. Что это – действие реальности, освободившейся от принуждения чужой воли, или же вера живущих здесь человеческих масс в то, как все должно быть устроено, вновь пересиливает? Я пытался изучать это явление, но мое собственное существование слишком сильно изменяет саму реальность, которую я хочу изучить.

Это замкнутый круг.

Мы обречены на невежество.

Форштелунг, натурфилософ

Бедект ехал на восток. Холодный ветер, предвестник холодов, дул с севера. Цюкунфт плелась следом, закутавшись в шаль, как будто зима уже наступила.

С утра она заглянула в свое зеркало – задавала вопросы, а потом сидела молча, и юбка, задравшись на ногах, которые она скрестила, обнажала стройные бедра. Иногда она кивала, как будто слышала какие-то ответы. Множество выражений сменилось на ее лице. Бедект ходил кругами рядом с ней, пытаясь тоже разглядеть хоть что-нибудь.

В конце концов она пробормотала что-то себе под нос и сердитыми, отрывистыми движениями запихала зеркало в сумку.

– Ну что? – спросил он.

– Ничего, – ответила она.

С тех пор она была тиха и молчалива.

Бедекту это не нравилось. Что она увидела? Почему бы ей не рассказать ему?

«Если проклятый пацан будет мертв, когда мы доберемся туда…»

Бедект хлестнул коня, ускоряя темп, и Цюкунфт сделала то же самое без единого звука жалобы.

Тучи, которые начали собираться еще вчера вечером, потемнели и набухали, скоро явно собираясь разродиться дождем.

– Ненавижу дождь, – сказал Бедект, и Говна Кусок фыркнул в знак согласия, дернув ушами.

Цюкунфт, которая провела большую часть ночи в жалобах на холод, пожала плечами и ничего не сказала, лишь сильнее укуталась в шаль.

Небо приобрело цвет ржавого железа. Ход времени перестал ощущаться, за тучами исчезло и солнце. Бедект был уверен, что сейчас чуть позже полудня, но по ощущениям и по всему виду казалось, что уже вечереет. Он сгорбился в седле, пытаясь укрыться от ветра, уносившего последние крохи тепла.

«Что за дерьмо. Я должен быть в теплой таверне с теплой женщиной, – он отогнал видение обнаженной Цюкунфт, – и пива чтоб было хоть залейся».

Он почувствовал себя старым, и как холод просачивается сквозь одежду глубоко в кости.

«Я действительно старик».

Если бы он отказался от этого жестокого образа жизни, хорошо ел и меньше пил, на что бы он мог рассчитывать? Еще лет на пятнадцать, прежде чем снова окажется в Послесмертии? Пятнадцать лет. Ничтожно мало. Последние десять лет сливались в его памяти в размытую череду драк, мелких преступлений, шлюх и пьянок. Боги, ему казалось, что ничего этого и не было, что сорок ему стукнуло только вчера.

«Ну вот ты откажешься от такой жизни – и что тогда?»

Чем бы он занялся? Он не знал ничего, кроме драк, не умел обращаться ни с чем, кроме своего топора. Можно было бы, конечно, купить бордель со смазливыми шлюшками и найти кого-нибудь, кто вел бы дела за него.

«На какие шиши? Ты на мели».

Опять. Как всегда. На этот раз он не мог винить в этом Штелен.

– Подъезжаем, – сказала Цюкунфт.

Бедект моргнул, вернувшись к реальности, и остановил Говна Кусок. Лауниш бы встал как вкопанный, если бы он легонько сжал ему бока коленями; но этот конь оказался необученным. Боги, он скучал по своему верному старому коню!

Они находились на караванной тропе, связывающей Зельбстхас с Грюнлугеном. Гряда холмов была утыкана редкими высокими деревьями с начинающей рыжеть листвой. В тени их ветвей как-то умудрялись существовать заросли дрока и крапивы. Тропа вела их в долину, где какая-то безымянная река текла на юг, сливаясь, скорее всего, с Флусрандом. Бедект бывал здесь раньше, но последний раз – больше десяти лет назад. Оставалось только надеяться, что берега той речушки все еще соединены мостом. Геборене за прошедшие годы стали намного воинственнее, и со дня на день грозили соседям Священной войной; Бедект совершенно не удивился бы, обнаружив мост обрушенным в реку.

– Насколько близко? – шепотом спросил он.

– Близко.

Бедект прислушался. Он не слышал ничего, кроме обычных звуков дикой природы: птицы и звери занимались своими повседневными делами – убивали, ели и трахали друг друга. Если поблизости и убивали целую семью, то жертвы хранили в процессе ужасающее молчание.

– Мы рано? – спросил он. – Мы добрались сюда первыми?

Цюкунфт вытащила зеркало и уставилась в него. Нахмурилась и пожала плечами.

«Проклятая бесполезная гайстескранкен».

Бедект осмотрелся. Слишком много обнаружилось мест, где можно устроить отличную засаду, – и ему это не нравилось. Если жрецы Тойшунг видели, как они подъезжают, то могли уже засесть в густых кустах или даже забраться на какое-нибудь дерево и теперь наблюдать за ними сверху. Ему показалось, что кто-то пристально смотрит ему в спину – даже между лопатками зачесалось. Кто-то держал его на прицеле своего арбалета?

Бедект соскользнул с седла и присел на корточки как можно ниже, чтобы стать мишенью как можно меньшего размера.

«Хочешь представлять из себя мишень поменьше? Попробуй похудеть!»

Цюкунфт все еще сидела на своей лошади. Бедект тихонько свистнул и махнул ей рукой, чтобы она тоже спешилась. Если она собиралась погибнуть и ради этого притащилась сюда, он ей с радостью поможет в этом.

В лесу по-прежнему было тихо, но не слишком. Если бы рядом кто-то сидел в засаде, тишина была бы более глубокой. Бедект вытащил топор из-за спины и передал Цюкунфт поводья Говна Куска.

– Сиди тут, – сказал он.

Она кивнула, глаза у нее были широко распахнуты от предчувствий.

Не разгибаясь, Бедект двинулся вперед. Колени жалобно застонали. Слева начинался спуск, и Бедект спустился, быстро оглядывая на ходу кусты, внимательно посматривая на деревья и не забывая исследовать грязную тропинку под ногами. Свежих следов он не нашел. Какое-то время по этой тропинке никто не ходил. Он не мог решить, хорошо это или плохо.

«Что-нибудь я да услышу».

Тойшунг. Семью. Какие-то звуки должны раздаться. А если Зеркальщица ошибалась? Они ошиблись местом или полусумасшедшая девчонка неправильно поняла вообще все, что видела в зеркале?

А потом он почувствовал его. Запах, слишком знакомый запах разорванной плоти и вспоротых кишок. Они заявились не слишком рано, не опередив несчастную семью или кровожадных Тойшунг. Они добрались сюда слишком поздно.

Бедект пошел на острый запах крови, больше не боясь нарваться на засаду. Он нашел семью на дне впадины, в