Аня осталась в доме одна.

* * *

Существует стойкое мнение, что взрослые люди не высыпаются. Как ни старайся, а отоспаться по-настоящему, «как раньше», уже не получится. Причем непонятно, когда наступает этот самый момент между «как раньше» и «теперь». Аня считала, что давно уже переступила черту между здоровым сном и хроническим недосыпом, на который жаловалось все ее городское окружение, однако несколько дней, проведенных в маленьком доме среди дикой глуши, дали понять, что все эти люди ошибались. Девушка не только вспомнила, что такое здоровый и беззаботный сон, но и смогла увидеть Зону с другой стороны: с нейтральной. Поначалу Аня побаивалась, что болотный мутант будет караулить ее неподалеку, и ходила возле дома постоянно настороже. А вскоре поняла, что любые опасности, будь то мутанты или аномалии, обходят старика и его жилище, словно соблюдая невидимые границы. Однако дед только посмеивался, отвечая, мол, место тут хорошее, вот и не беспокоит никто. Бросив попытки добиться более конкретного разъяснения, Аня просто изучала окрестности, стараясь не отходить слишком далеко, пока не заживет спина. Рана затягивалась на удивление быстро, и уже через день старик снял повязки, пояснив это тем, что рана должна дышать, тогда зарастет лучше. Девушка была этому только рада: импровизированные бинты изрядно сковывали движения и мешали нормально дышать. В один из дней дедок участливо подлатал Анину одежду, пока та хмуро куталась в колючее покрывало и наблюдала, как пожилой человек делает работу, с которой она могла бы справиться сама…

Во многом время, проведенное со стариком, напоминало Ане лето на даче, только без необходимости копаться в огороде. Грядок вокруг она не нашла, хотя хозяин уверял, что проблем с пропитанием у него нет. Этот момент в целом вызывал у девушки немало вопросов, и большинство из них она так и не решилась задать, а из ответов на те, на которые решилась, узнала немного. Дед рассказал, что приехал в Зону самоселом вместе со старенькими родителями, которые не захотели оставлять дом и хозяйство. Долгое время помогал им, пока сам не вошел в преклонный возраст. Родители умерли, оставив уже пожилого сына один на один с немалым хозяйством: участком, огородом и животными. Все это требовало сил и здоровья, а их уже не хватало. И тогда старик ушел из давно опустевшей деревни и поселился в одинокой избушке на отшибе. Такую жилплощадь он вполне мог себе позволить.

– Почему вы не вернулись в город, дедушка?

– А где ж я там жить-то буду? Да и не осталось уж никого из знакомцев. А тут вон – апартаменты, выбирай не хочу! – Дед смеялся своим тихим свистящим смехом, жевал травинку и глядел на догорающий за деревьями закат. По его словам, где-то там, именно в той стороне, в далеком восемьдесят шестом случился тот самый взрыв.

По вечерам старик часто сидел на пороге дома до самой темноты. Аня пристраивалась где-нибудь поблизости за компанию. В один из таких вечеров она поинтересовалась, не мог бы дед помочь ей снять противогаз, ведь с посторонней помощью это получилось бы намного легче. Тот отреагировал довольно странно:

– А разве он тебе мешает? – И пока девушка обдумывала встречный вопрос, добавил: – Сама надела, сама и снимешь. Раз до сих пор не сняла, значит, нужен тебе еще.

Аня не особо поняла, что значит это заявление, тем не менее с расспросами лезть не стала. Несмотря на уединенный образ жизни, который, казалось бы, должен вызывать немалую склонность к разговорам, старик был немногословен. Возможно, одиночество вкупе с возрастом вызвали обратный эффект. Аня, наоборот, хотела поговорить, расспросить, как у него получается жить в таком месте, в чем прелесть существования в полной изоляции и почему он говорит всякие странные и непонятные вещи, но сыпать на деда всю кучу своих вопросов девушке показалось слишком наглым, все-таки он спас ей жизнь, и потому Аня молча наблюдала.

Избавившись от повязок, девушка почувствовала себя совсем хорошо. Спина почти не реагировала на движения, и Аня стала отходить от безопасной зоны все дальше. За избушкой обнаружилось несколько маленьких озер, которые, вероятно, были когда-то одним большим, пока лес не решил иначе. Еще дальше она наткнулась на остатки кладбища. Видимо, здесь и вправду раньше была деревня, но так уж иронично сложилось, что от жилых домов не осталось и следа, кроме, пожалуй, единственной занятой дедом избушки. А вот кладбище, хоть и плохо, но все же сохранилось. Прохаживаясь среди заросших бурьяном крестов и оград, что стали одним целым, вросли в стволы деревьев, Аня все четче понимала, что с каждым днем, проведенным в гостях, ее желание уходить становится все призрачней, и чем больше времени она проведет здесь, тем меньше шансов у нее вернуться домой. Кладбище было узнаваемо, но все до единой могилы время и Зона сделали безликими: ни одной таблички, ни одной фотографии. Оказавшись в лесу, полном безымянных могил, Аня вдруг поняла, что рано или поздно Зона обезличит и ее, сотрет имя, лицо, которое она пока прячет под противогазом (может, дед имел в виду именно это?), и все, что делает ее собой. Тот же старик за эти дни так и не назвался, поди, и не помнит уже сам. В его доме словно само время остановилось на своем лучшем мгновении безмятежности и покоя, но Аня еще не достигла того возраста, когда человек стремится избегать перемен. Ей придется уйти.

Весь вечер Аня маялась от мыслей о принятом решении, не зная, как заговорить об этом со стариком. Что, если он будет против? Что, если станет просить ее остаться? Как бы так выразиться и с чего лучше начать?

Но дед сам разрешил проблему гостьи. Он будто знал, о чем она думает и что ее беспокоит.

– Когда собираешься двигать до кордону?

– Завтра! – Девушка выпалила ответ раньше, чем успела его обдумать, но пускай. Так даже лучше, она сама это понимала. – Утром, наверное.

Дед удовлетворенно кивнул.

– Это правильно. Ты теперь здорова – нечего здесь штаны просиживать. Тем паче, дела у тебя еще есть, верно говорю? – И, увидев, что Аня с ним согласна, добавил: – Тогда иди в дом. Завтра рано вставать – отоспись хорошенько.

* * *

– Ну чего, не передумала искать дорогу назад?

Старик проводил девушку до озер и остановился, когда утренний густой туман, плывущий от их затянутых ряской зеркал, остался позади. Над Зоной стояла хрупкая тишина, чистая, как предрассветный весенний воздух.

– Смекаешь ведь, в чем твоя проблема?

Аня смекала. Она провела в гостях чуть меньше недели, и за это время изменения, которые она отметила в себе ранее, закончились, достигли финальной точки. Как это повлияет на ее попытку вернуться?

– Ты сама просила и получила ответ, – продолжал тем временем дед. – Трудно сказать, хорошо это иль плохо, но ты нынче живешь и можешь жить дальше. Как поступишь, ежели не выйдет вернуться к людям?

Ане не понравился этот вопрос. Он рушил все, чем она дышала с момента, как открыла глаза в заброшенном доме, все, что заставляло ее вставать и идти дальше. В то же время девушка нехотя признавала, что рано или поздно ей придется дать на него ответ, так почему не сейчас?