class="p1">— Я так и предполагал, — печально сказал Расмус. — Анда все надеялась, что он выжил. Но с местными ночами под минус сорок — это нереально.

— Ей теперь будет тяжело, — опустил он глаза к полу.

Подтверждая его слова, из прихожей даже сквозь плотно закрытую дверь донеслись рыдания.

— Видать, сильно к нему привыкла, — грустно хмыкнул Вит.

— Есть такое чувство, любовь называется, — саркастично заметила Миляна. — Но некоторым его не понять.

— Да куда уж нам, — усмехнулся коротышка. — Эта штука, небось, только у самого потолка водится.

— Опустим пока сантименты, — вмешался Штеер. — Надо решать, куда поместить тело. Не в прихожей же его оставлять.

— Можно отнести его на ночь в медицинский отсек, — предложил Хольм. — а завтра уже определяться.

— А что там определяться, — заявил Платт. — Отнесем его в криокамеру фрегата. Пускай там прохлаждается.

— Так и сделаем, — согласился капитан, — но сначала поместим его в медотсек.

— Вашей квалификации хватит, чтобы определить причину смерти? — повернулся он к студенту-медику.

— Должно хватить, — подтвердил Расмус. — Оборудование здесь хорошее. А медкапсула может и без меня все сделать.

К тому времени рыдания за дверью поутихли. Штеер воспринял это как достаточный повод прекратить оплакивание. Пора было закругляться с телом ученого и отдыхать.

Коммандер открыл дверь, и спецы вошли внутрь. Миляна приподняла Анду, которая сидела в той же позе, как и когда они ее покинули, и усадила ученую на лавку.

Штеер кивнул Лахриму и Платту на тело. Коротышка схватился спереди, а Лахрим взялся за ноги. Они вынесли Ивона из прихожей и пошли за Расмусом. Пропустив несколько дверей, они вошли за ним в отсек с нарисованным над входом красным крестом.

2.

В белой комнате практически все было таким же белым. В середине стояли несколько композитных кроватей, которые могли сгибаться как, куда и где угодно. Их разделяли полиэтиленовые перегородки.

Около стен располагались шкафы. В дальней стороне стояла белая капсула с прозрачным верхом. К ней крепилась масса устройств на рычагах и шарнирах. Сверху на толстой штанге висела осветительная платформа с десятками лампочек в нижней части.

— Кладите сюда, — подкатил Расмус пневмостол от стены, подняв его на высоту пояса. — Снимем здесь с него одежду.

Он достал скальпель и начал разрезать толстый комбинезон. Через несколько минут мертвое тело осталось в первозданном виде, и студент откатил его к капсуле.

Поместив труп внутрь, он закрыл крышку и нажал несколько кнопок на пульте. Капсула загудела. Вокруг тела заскользили сканирующие кольца, просвечивающие его разными цветами.

Лахрим стоял рядом и смотрел, как в отверстия входили и выходили берущие пробы щупы, иглы и совсем уже непонятные инструменты, о предназначении которых Лахриму не хотелось даже думать.

«Да я лучше больным похожу, чем лечиться в этой штуке», — с содроганием смотрел он, как какая-то спираль вгрызается в труднодоступное место.

— Скажите, док, — а эта штука все так лечит? — неприязненно сморщился Платт, высказав вслух мысли Лахрима.

— Нет, конечно, — успокоил Расмус. — Эта процедура заменяет вскрытие. Для лечения многие из этих инструментов не используются.

«Но все-таки что-то используется, — не сильно успокоился Лахрим. — Кто, знает, может быть вон та спираль, например».

Через пару минут экзекуция закончилась. Капсула перестала гудеть. Разнообразное оборудование замерло. На крышке около головной части побежали какие-то таблицы и схемы человеческого тела.

Хольм некоторое время их изучал.

— Смерть наступила от травмы головы, — сказал он. — Предположительно от падения с большой высоты. Это подтверждают многочисленные ушибы других частей тела.

В это время в отсек вошла Анда. Студент поспешно накрыл капсулу халатом лежащим неподалеку. Лахрим подумал, что девушка появилась вовремя. Вряд ли она бы перенесла процедуру обследования.

— Ивон умер сразу, как разбился, — сочувственно взглянул на нее Расмус. — Не мучился.

Девушка посмотрела на него невидящим взором красных заплаканных глаз. Вряд ли замечание студента как-то утешило ее горе. Если она вообще его услышала.

— Скажите, Хольм, — Штееру было явно не до чувств Анды, — нет ли на теле признаков каких-нибудь других воздействий, кроме следов падения?

— Что вы имеете в виду? — удивился медик.

— Я говорю о чем-то, что может быть следами когтей или зубов животных, — уточнил Штеер.

— Нет ничего такого, — отрицательно покачал головой Расмус. — Взгляните сами, если хотите.

— В этом нет необходимости, — успокоил начавшего было нервничать студента Штеер. — Я вполне вам доверяю, Хольм.

— И еще один вопрос, — задумчиво почесал подбородок коммандер. — Не обнаружила ли капсула в трупе какие-нибудь вирусы, необычные микроорганизмы или химические элементы?

Лахрим обратил внимание, как вздрогнула при слове «труп» Анда.

— Да нет, ничего такого анализы не показали, — ответил Расмус. — Разве что железа в крови необычно много.

— Что это может значить? — заинтересовался Штеер.

— Часто это результат некоторых заболеваний, — сказал студент. — Но у мертвого их обнаружить сложно.

— Да уж, лечить мертвого — дело неблагодарное, — хотел усмехнуться коротышка, но осекся, взглянув на Анду.

— Ясно, — кивнул головой Штеер. — Возможно, завтра, до того как мы отнесем тело в криокамеру корабля, вам имеет смысл еще раз обследовать его на предмет этих заболеваний.

— А сейчас всем спать! — приказал он. — День был тяжелый, да и завтра будет не легче.

3.

Все кроме Анды и Лахрима разошлись. Девушка смотрела на останки мужа в капсуле, а Лахрим подумал, что это весьма удобное время, чтобы проявить сочувствие.

Он не хотел приударять за вдовой у тела ее еще даже не похороненного мужа. Но он все-таки решил сделать шаг к сближению. Вряд ли они задержатся на этой планете больше нескольких дней, и ждать, когда раны девушки совсем затянутся, Лахрим не мог.

Но он не знал, что сказать и стоял молча. Слова сожалений казались слишком банальными. Пытаться же отвлечь девушку от ее горя посторонними разговорами было крайне неделикатно.

Да и единственное, что приходило на ум, так это что-то подобное тому, как прекрасно пахнут мультигидратные удобрения ранним утром после полива. Но он хорошо понимал, что вряд ли заработает вистов у высокообразованной девушки подобными разговорами.

Возможно, в этой ситуации пришлись бы ко двору какие-нибудь мудрые философские мысли. Но в силу юного возраста Лахрима отлитые в бронзе изречения пока не входили в сферу его интересов.

Зато в эту сферу попадала сама девушка, и он мучительно ломал себе голову, пытаясь хотя бы как-то обозначить свое присутствие.

— Он сказал, что к ужину вернется, — прервала молчание девушка.

— Что? — вздрогнул от неожиданности Лахрим.

— Ивон, сказал, что к ужину вернется, — повторила Анда.

— Понятно, — тихо поизнес Лахрим.

— Я не понимаю, зачем он туда пошел, — горестно замотала головой девушка. — Он же сам говорил, что в горах крайне нестабильно.

Да еще этот взрыв, — добавила она спустя небольшую паузу.