Голос, я помню ее нежный голос. Она говорила о башне, маленьком озерце в лесу и лебедях на нем. Она обещала Гретхен подарить им короны, обещала собирать вместе с ней маргаритки. Я слышала, как они говорили, пока я боролась и пыталась нас спасти. Золотые стулья обрушились на солдат. Помню, как велела детям спрятаться под столом. Они поползли туда. Свистели стрелы. Потом пришли солдаты с мечами. С топорами.

Их было так много.

Я сижу за столом, под которым давным-давно прятались, боясь за свою жизнь, дети, в то время как я сыпала и сыпала проклятиями и золотой зал тонул в чистейшем хаосе. Я сижу за этим золотым столом, на деревянном стуле – золотых у них всего двенадцать, больше не было никогда, ем из тарелки, которая не подходит к другим двенадцати, потому что она из фарфора, потому что Мари к ней не прикасалась.

Король на своем троне наблюдает за тем, как я ковыряюсь в том малом количестве еды, которое они еще могут выделить.

Интересно, догадывается ли кто-нибудь из них, что они принимают у себя Тринадцатую фею? Я сижу во главе стола, прислушиваюсь к скупым разговорам, но мыслями нахожусь в другом времени.

– Вам не нравится? – спрашивает принц Фердинанд справа от меня. Сам он уже давным-давно проглотил свою порцию. – Я знаю, тут немного, но это все, что мы можем предложить. Мы строго нормировали порции. Мы не знаем, как долго еще продлится эта зима.

Его желудок урчит. В моем – свинцовая тяжесть. Я должна есть их еду, последнее, что у них осталось, при том что мне ничего не нужно.

– Вот, – говорю я и пододвигаю к нему тарелку. Он распахивает глаза и пристально смотрит на меня. – Я не голодна.

Странная фраза среди этой тишины, лишь время от времени прерываемой урчанием в желудках. Я даже не хочу представлять, какой ужасный голод бушует за пределами замка, за пределами городских ворот.

После недолгого колебания принц тянется к тарелке.

– Спасибо, – шепчет он и продвигает ее дальше, к жене. Слезы до сих пор мерцают в ее глазах. Одна рука покоится на выпуклости живота, другая хватает вилку. Рука дрожит, но она ест. Жена принца ест медленно. Это просто какая-то каша, но для нее она значит все.

– Скоро я снова отправлюсь на охоту, – слышу я голос Фердинанда. – И скорее всего, мы не вернемся домой, пока не поймаем какое-нибудь животное.

Некоторые мужчины за столом одобрительно бормочут. Среди них еще четыре принца. Они похожи на Фердинанда и на умершего принца. Я помню его и его желание стать наследником. Он был самым молодым, ведь так? Самым молодым и незначительным. Так много детей. Знают ли они, что потеряли его?

– Сколько всего вас, братьев? – спрашиваю я Фердинанда.

Он улыбается мне. Он много улыбается. Это согревает мне сердце.

– Шестеро. – Он указывает на стол. С другой стороны стола сидят король и королева. Они не доверяют мне. Догадываются ли они, что я – та самая страшная фея, изображенная на больших картинах и гобеленах, что висят на всех стенах зала? Фея, которая принесла лед, фея, которая принесла огонь… фея, которая…

– Но нас осталось всего пятеро, – прерывает меня принц Фердинанд. – Нашего младшего нет уже довольно долгое время. Мы подозреваем, что у него не вышло.

– Не вышло? – спрашиваю я, отводя взгляд от ужасных сцен на стенах. Не хочу снова видеть смерть Одетты. Или короля. Или мою собственную.

– Отец послал его на особо опасную миссию, – объясняет мне Фердинанд. – Он должен был исследовать башню за смертоносными изгородями и раскрыть ее тайну. История нашего города тесно связана с историей башни с момента ее основания. Все наши легенды говорят о ней, но до недавнего времени мы считали ее мифом. Пока она не появилась – словно из ниоткуда.

Его жена сглатывает.

– Башня сулит беды. Нам следовало не обращать на нее внимания. Просто игнорировать – и все.

Брат напротив наклоняется к ней через стол.

– Игнорировать? И пусть другое королевство постигнет ее тайны, изучит ее силу?

– Сила? – только и спрашивает женщина, поднимая брови.

– Поговаривают… поговаривают… – Он замолкает.

– Что поговаривают? – спрашиваю я, боясь услышать ответ.

– Говорят, в башне спрятано оружие для уничтожения ведьм, – говорит брат, еще больше наклоняясь вперед. – Оружие, дающее неописуемую силу тому, кому оно попадет в руки. Сила, которая принесет смерть даже ведьмам. И кому, как не нам, должна быть поручена честь уничтожить ведьм?

Принц Фердинанд кивает.

– И все же мне кажется, что у Людвига ничего не вышло.

– У Людвига? – спрашиваю я, и мой голос срывается. Людвиг?

– Это наш брат.

Людвиг. Картина. Его смерть. Его глаза.

Моя любовь?

– Как только зима закончится, мы отправимся к башне и возьмем ее штурмом, – пророчит брат.

– Маркус, – тихо говорит Фердинанд. – Эта зима не закончится.

– Любая зима заканчивается, – настаивает Маркус.

– Но не эта.

Женщина начинает беззвучно плакать. Ее ладони гладят живот. Фердинанд кладет на плечо жены руку.

– Наша проблема – холод и голод. Вот какой вопрос нужно решить. Тогда и только тогда мы сможем подумать о штурме башни.

– Брат, – настаивает Маркус. – А что, если башня и есть решение? Что, если то, что мы в ней найдем, поможет нам победить ведьм, а вместе с ними и это надоедливое ледяное проклятие? Потому что – заметь – зима наступила вскоре после появления башни. Здесь должна быть какая-то связь. Может быть, зима призвана помешать нам добраться до башни.

– Хм, – произносит Фердинанд.

Они ничего не знают. Они даже не подозревают, что решение находится прямо перед ними. Я поднимаю взгляд. Я должна это сделать. Вот почему я здесь. Я должна столкнуться с прошлым. Мои глаза находят ковры на стенах, нащупывают следы выцветших цветов, читают историю, которую они рассказывают.

Историю, полную страданий.

Зал горит, стекла на окнах лопаются. Десятки солдат лежат мертвыми, разбросанными по полу. Откуда-то доносятся крики детей-фей. Они загоняют их внутрь, в ворота, держат за волосы, оттягивают головы назад, ножи приставлены к шеям. Я заставляю огонь разрастаться и напускаю его на солдат. Он подчиняется каждому моему приказу, это моя кровь, мое дыхание. Я шлю пламя на их кожу, позволяю ему вкусить их плоть.

До костей, обглодай их до самых костей!

Я призываю птиц, всех птиц поднебесья, и они бросаются на них, голуби и зяблики, сороки и вороны, воробьи и горлицы.

Отберите у них глаза, отберите у них свет!

Крысы из нор, я вызываю и их, велю, чтобы они хлынули на солдат черным нескончаемым потоком.