— В самом деле? — Пуаро снова повернулся к стюарду: — Я быхотел кое о чем спросить вас...

Брови Митчелла сошлись:

— Я уже рассказал вам все, что знаю, сэр.

— Да, да, разумеется, но это сущий пустяк. Мне толькохотелось бы узнать у вас, не был ли столик мадам, я имею в виду столик мадамЖизели, не был ли он в беспорядке? Ложки, вилки, солонка или еще что-нибудь вэтом же роде?

Стюард покачал головой:

— Ничего этого на столике не было. Все было убрано, заисключением кофейных чашек. Я ничего необычного не заметил. Хотя я бы, пожалуй,и не обратил внимания, даже если б что-то было не так. Я был слишкомвзволнован. Но полицейские увидели бы, сэр, ведь они осмотрели весь самолет.

— Ну что ж, ладно, — согласился Пуаро и добавил: — да это иневажно. Мне хотелось бы еще переговорить с вашим коллегой — Дэвисом.

— Он на раннем рейсе, в 8.45, сэр.

— Происшествие очень расстроило его?

— О сэр, ведь он молодой парень. По-моему, он здорово всемэтим забавляется. Сейчас из-за этого убийства повсюду возбуждение, и ему ставятвыпивку и хотят послушать обо всем.

— Нет ли у него юной леди? — спросил Пуаро. — Несомненно,то, что он имеет какое-то отношение к убийству, будет очень волновать ее.

— Он ухаживает за дочкой старого Джонсона из «Короны иШипов», — сказала миссис Митчелл. — Она разумная девушка и не одобряетпричастности Дэвиса к делу об убийстве.

— Очень обоснованная точка зрения, — заметил Пуаро, вставая.— Благодарю вас мистер Митчелл, и вас, миссис Митчелл, и прошу вас нерасстраиваться, мой друг. Когда он ушел, Митчелл сказал.

— Тупицы присяжные на дознании думали, что это он натворил,а по-моему, он сам из секретной службы.

Пуаро необходимо было теперь переговорить со вторымстюардом, Дэвисом.

Через некоторое время в баре «Корона и Шипы» Пуаро задалДэвису тот же вопрос, что и Митчеллу.

— На столике не было беспорядка, сэр. Вы имеете в видучто-нибудь опрокинутое?

— Я имею в виду, что, может, там чего-нибудь недоставалоили, может быть, было что-то такое, чего обычно не бывает на столике...

Дэвис мгновение подумал, затем медленно сказал:

— Такое что-то, пожалуй, было, я это заметил, когда уносилпосуду; но я не думаю, что это именно то, о чем вы спрашиваете. Просто умертвой леди были две кофейные ложечки на блюдце. Так иногда в спешкеслучается. Я заметил это только потому, что есть примета: говорят, будто двеложки на тарелке — примета... они означают свадьбу.

— А на каком-то из других столиков совсем не было ложки?

— Нет, сэр, такого я не заметил. Митчелл или я, должно быть,разносили чашки и блюдца по этой стороне, а потом кто-то из нас, в спешке незаметив, положил вторую ложку. Да вот всего неделю назад я сам положил на столдва набора ножей и вилок. Это даже лучше, чем вовсе не положить! Тогдаприходится бросать все и срочно бежать за ножом или еще за чем-нибудь...

Пуаро задал еще один вопрос — вроде бы шутливый:

— Что вы думаете о французских девушках, Дэвис?

— Для меня и английские хороши, сэр.

И Дэвис добродушно улыбнулся полненькой белокурой девушке застойкой.

Мистер Джеймс Райдер удивился, когда ему принесли карточку сименем мсье Эркюля Пуаро. Имя казалось ему знакомым, но он не мог вспомнитьпочему.

Затем он сказал себе: «Ох, да это же тот самый!» — и велелклерку ввести посетителя.

Мсье Эркюль Пуаро выглядел весьма изящно. С тростью в руке,с белой гвоздикой в петлице.

— Простите меня за беспокойство, — сказал Пуаро. — Я по делуоб убийстве мадам Жизели.

— Да? — удивился мистер Райдер. — Ну, так что же?Присаживайтесь. Хотите сигару?

— Благодарю вас. Я всегда курю свои собственные сигареты.Хотите попробовать?

Райдер с подозрением взглянул на миниатюрные сигареты Пуаро:

— Нет, предпочитаю свою, если не возражаете. Такую, какваши, и проглотить можно по ошибке. — Он искренне рассмеялся. — Инспектор былздесь несколько дней назад, — мистер Райдер щелкнул зажигалкой. — Проныры — воткто такие эти ребята. Не могут не вмешаться в чужие дела.

— Полагаю, они нуждались в информации? — мягко спросилПуаро.

— Но они не должны быть такими назойливыми, — с обидойпроизнес мистер Райдер. — Следует подумать о чувствах и деловой репутациичеловека.

— Возможно, вы несколько более чувствительны, чем полагалосьбы.

— Я в весьма щекотливом положении, — признался мистерРайдер. — В весьма щекотливом! Сидеть там, где я, — как раз впереди нее — ужесамо по себе подозрительно! И попросту я ничем не могу помочь следствию по этойпричине: я ничего не видел! Если б я знал, что собираются убить женщину, явообще не полетел бы этим рейсом! Скорее всего, я именно так и поступил бы!..Меня, признаюсь вам, буквально извели! И почему именно меня? Почему они ненадоедают этому доктору Хаббарду, или как его там — Брайанту? Врачи как разтакой народ, который может держать у себя всякие отравы. А у меня откуда бытьзмеиному яду? Я вас спрашиваю: откуда?

— Но нет худа без добра, — сказал, улыбаясь, Пуаро.

— Ах, да, есть во всем этом и хорошая сторона. Я еще несказал вам, что выручил кругленькую сумму. Свидетель представляет для прессыопределенный интерес. И хотя в газетах больше всего было репортерских фантазий,они опирались на мои свидетельства...

— Интересно, — сказал Пуаро, — как преступление влияет нажизнь людей, совершенно к нему непричастных. Возьмите, к примеру, себя: выполучаете неожиданную сумму, возможно, очень желанную в данный момент.

— Деньги всегда желанны, — согласился мистер Райдер, исподлобьясердито взглянув на Пуаро.

— Иногда нужда в них крайне обязывает. По этой же причинелюди присваивают и растрачивают чужие деньги, вступают в мошенническиесделки... — тут Пуаро развел руками: — Возникают всевозможные сложности.

— Пустое, не станем об этом печалиться, — отмахнулся мистерРайдер. — Не возражаю. Зачем останавливаться на темной стороне?

— Деньги пригодились, ведь вам не удалось в свое времяполучить заем в Париже...