Муся с пылесосом в руке попалась ему навстречу и беглоулыбнулась, прислушиваясь к препирательствам Сергея и Насти.

— Я могу сходить! — заговорила она уже в конце коридора.

Не семья, а черт знает что.

Усмехнувшись, Кирилл вошел в кабинет, где от чистоты легкодышалось, и ветер с залива раздувал занавески, и, присев на корточки, вытащилиз книжного шкафа увесистый альбом. Некоторое время он смотрел его, потомзахлопнул и сунул на место.

Все стало еще непонятней, чем было, и он не мог придуматьникакого более или менее подходящего объяснения.

Он вдруг сильно забеспокоился, и в затылке стал потихонькускапливаться тяжелый горячий свинец.

Он не знал, что делать дальше, и это было самое скверное.

* * *

Кирилл сидел в машине и по команде Настиного отца из ямыдавил и отпускал тугую педаль, когда неожиданно затрезвонил мобильный, окотором Кирилл совсем позабыл.

Звонил его зам, чтобы поинтересоваться, как он проводитвремя в Дублине, и сообщить о том, что в питерском филиале все вроде быналаживается.

— Какая у вас погода? — спросил зам бодро. — У нас все времятридцать градусов!

— И у нас, — неосмотрительно согласился Кирилл.

Зам помолчал — все в офисе знали, что в Дублине семнадцать идождь, поскольку в отсутствие начальства не вылезали из Интернета, гдепосмотреть погоду было проще простого.

— Как вам отдыхается?

— Хорошо, спасибо. Игорь Борисович, вы маркетинговый отделконтролируете?

— Пока все в порядке.

— Что в порядке? — спросил Кирилл, раздражаясь. — Даже когдая был на месте, там никакого порядка не было! Они должны были найти все стендыи проконтролировать типографию. Это сделано?

— По-моему, да…

— По-вашему или да?

— Нажимай! — закричал из ямы Настин отец, и Кирилл послушнонажал на педаль.

Интересно, в яме слышно, о чем он разговаривает, или нет?

Зам начал что-то путано объяснять про типографию, прокомпьютеры, которые вчера целый день висели, про короткий день в субботу и ещепро то, что начальник маркетингового отдела все должен сам знать.

— Хорошо, — подытожил Кирилл, — давайте так. Вы спросите уначальника отдела маркетинга, который все знает, а я спрошу у вас. Завтраперезвоните, пожалуйста.

Он всегда старался быть вежливым с подчиненными. Он зналсовершенно точно — начальничья вежливость, особенно в определенные моменты,пугает и устрашает подчиненных куда сильнее, чем самая грубая ругань.

— Отпускай! — раздалось из ямы, и Кирилл снял ногу с педали.

— Вы меня поняли, Игорь Борисович? — спросил он в телефон и,удостоверившись, что тот все понял, попрощался.

Черт бы их всех побрал.

Работа требовала ежеминутного контроля, а у него не былочеловека, на которого он мог бы положиться. Замы были просто замы, никакойответственности за судьбу фирмы они не несли и не хотели разделять ее сКириллом. Им было и так хорошо. Зарплату он платил исправно, задачи ставилвыполнимые и вполне понятные, а все остальное их не касалось. Если бы онпредложил открыть филиал не в Питере, а в Курске или на Луне, они бысогласились. Если бы он прогорел, они бы не стали горевать. Ну, ошибся шеф,всякое бывает даже у таких пройдох, как он. Никто, кроме Кирилла, не хотелдумать о том, что будет завтра и какие новые рынки им придется осваивать, чтобыне отстать от конкурентов, и что это будут за рынки, и как им придется на нихработать. Это никого не касалось. Только его одного.

И это было трудно.

— Нажми! Ты что, спишь там?

— Не сплю. Я нажал.

— Сильней нажми!

Кирилл вдавил педаль изо всех сил.

— Отпускай!

Прошло несколько секунд, потом послышалось бормотание,шевеление, и Настин отец вылез из ямы.

— Кажется, сделали. Спасибо.

— Не за что.

— Как — не за что? За помощь.

Он старательно вытер волосатые короткопалые руки и посмотрелна Кирилла внимательно:

— Как там отдел маркетинга без тебя поживает?

— Как-то не очень. — Выходит, в яме все хорошо слышно.

— А ты кто?

Кирилл вздохнул:

— У меня бизнес.

— Что-то моя дочь никогда про твой бизнес не говорила.

— Может, она стеснялась?

— А что, он у тебя какой-то постыдный? Порнографическийжурнал, что ли, издаешь?

Кирилл засмеялся, вновь чувствуя себя женихом на смотринах устрогого родителя.

— Нет. Не издаю. Вы мне лучше скажите, Дмитрий Павлович,почему все так трясутся над тетей Александрой?

— Потому что она несчастная, — удивился Настин отец, какбудто Кирилл спрашивал у него, почему трава зеленая, — у нее нет мужа, проблемыс сыном, со здоровьем…

— Кто сказал, что у нее проблемы со здоровьем? Она сама?

— Ну… это известно. Не знаю. А что она тебе далась? Ты быотстал от нее, если не хочешь неприятностей Насте. Тетя ее теперь поедом естьстанет.

— А с сыном у нее какие проблемы?

— Владик… бесшабашный такой. Пока папа был большойначальник, ему все прощали, когда папы не стало, прощать перестали, а он кэтому не привык. Ему пятнадцать лет было, когда Борис ушел, и Влад как с цеписорвался. Тетя меня вызывала каждый день, чтобы я с ним беседовал. Я беседовал,но что толку было от моих бесед! Он никого не слушал. И меня не слушал. А Бориссказал, что он больше про них ничего знать не желает, ни про жену, ни продетей. Он хотел все сначала начать, с чистого листа, так сказать.

— Ничего себе лист, — проговорил Кирилл тихо, — двое детей ижена, ни на что не годная.

Настин отец пожал плечами.

— Когда он ушел, это стало не его проблемой. — Кириллулыбнулся, услышав эту фразу. — Владик несколько раз пытался с ним встретиться,на работу к нему бегал, его выгоняли, он на улице караулил, а Борис емуговорил, что не хочет разговаривать с ним — целая история. Соня как-тоуговорила Владика перестать за ним бегать. Не знаю как. Но зато после этогоВладик совсем неуправляемый стал. Да. Куда же я теперь «Волгу» дену? — вдругспросил он сердито и с грохотом ссыпал инструменты в большой деревянный ящик. —Мне моя «девяточка» больше подходит.