— Беспокоилась? Нет, конечно. Думала, что ты решилостаться в городе и немного покутить.

— У меня и был кутёж.., особого рода.

Я ухмыльнулся, а потом громко рассмеялся. Джоан спросила, счего это мне так весело, и я всё ей выложил.

— Но, Джерри, ты начисто с ума сошел!

— Может и так.

— Родной мой, нельзя делать такие вещи — в дыре, вродеэтого Лимстока. Завтра об этом будут воробьи на крышах чирикать.

— Ну и пусть. В конце концов, Миген ещё ребёнок.

— Хорошенький ребёнок! Ей уже двадцать. Нельзя повезтидвадцатилетнюю девушку в Лондон и покупать ей там платье, если не хочешь, чтобыиз этого вышел грандиозный скандал. Господи, Джерри, ведь тебе, пожалуй,придётся на ней жениться!

Джоан все это говорила наполовину всерьёз, наполовину сосмехом.

Как раз в этот момент я сделал весьма примечательноеоткрытие.

— Чёрт его знает, — ответил я, — вообще-товозражать я не буду. Собственно — рад был бы.

По лицу Джоан промелькнула усмешка. Она встала и,направляясь «к дверям, сухо проговорила:

— Да, я уже пару недель знаю об этом…

Так она и оставила меня стоять со стаканом в руке,ошеломлённого тем, что я только что открыл.

Не знаю, что обычно чувствует мужчина, когда идет проситьруки девушки. В книгах: у него сухо в горле, давит воротничок и нервничает он —просто ужас как.

Трудностей подобного рода у меня не было. Как только этаздравая мысль пришла мне в голову, я решил как можно быстрей привести ее висполнение. Никаких особых поводов приходить в отчаяние я не видел.

К Симмингтонам я отправился около одиннадцати. Я позвонил и,когда вышла Роза, сказал, что хочу поговорить с мисс Миген.

Испытующий взгляд, которым смерила меня Роза, несколько меняобеспокоил.

Она провела меня в ту комнатку, где подавали завтрак, и ястал ждать, надеясь в душе, хотя и без особой уверенности, что влетело Миген неслишком сильно.

Когда отворилась дверь и я обернулся, у меня сразу полегчалона душе. Миген не выглядела ни смущенной, ни расстроенной. Голова еепо-прежнему похожа была на каштан, а гордости и уверенности в себе, обретенныхею вчера, она тоже не потеряла. Платье на ней было старое, но со вкусомприведенное в порядок. Просто удивительно, как меняет девушку ощущениесобственной привлекательности. Я понял, что Миген стала взрослой.

По-видимому, я все-таки нервничал, иначе не начал быразговор со страстного, но несколько странного: «Привет, ежик!» В качественачала объяснения это как-то трудно было представить.

Миген, впрочем, восприняла это как само собой разумеющееся.Она улыбнулась и ответила:

— Привет!

— Слушайте! — сказал я. — Надеюсь, у вас небыло неприятностей из-за вчерашнего?

Миген бодро ответила:

— Нет, конечно! — потом заморгала и неувереннодобавила:

— Ну, вообще-то были. Они мне тут чего только нинаговорили и, видимо, считают, что это страшный скандал, — но вы жезнаете, что тут за люди и сколько шума они делают из ничего.

Мне стало легче, когда я увидел, что все эти выговоры иупреки на Миген не подействовали.

— Я пришел предложить вам кое — что. Понимаете, я оченьлюблю вас. Думаю, что вы меня тоже…

— Ужасно, — ответила Миген с несколько сбившимменя с толку энтузиазмом.

— Нам хорошо вместе, и я думаю, что мы могли быпожениться.

— О! — сказала Миген.

Пожалуй, она была удивлена. Но не более. Не так, как если быувидела привидение или гром в нее ударил. Просто удивлена.

— Вы хотите сказать, что на самом деле не прочь на мнежениться? — спросила она, как ребенок, который хочет точно все себеуяснить.

— Я хочу этого — больше, чем чего бы то ни было, —сказа т я, действительно смертельно серьезно чувствуя это.

— Вы думаете, что влюблены в меня?

— Да.

Взгляд ее стал серьезным, она внимательно посмотрела наменя.

— Для меня вы

— самый лучший человек на свете, — сказалаона, — но это не любовь.

— Я научу вас любить меня.

— Этого недостаточно. Я не хочу учиться любви. —Она помолчала, а потом с трудом проговорила:

— Не гожусь я для вас. Я больше умею ненавидеть, чемлюбить.

Сказано это было с особым нажимом. Я возразил:

— Ненависть не живет вечно. Любовь — да.

— Это правда?

— Я в это верю.

Мы опять помолчали. Потом я сказал:

— Значит, вы отвечаете мне «нет», так?

— Так.

— Но я могу продолжать надеяться? Этого вы мне незапрещаете?

— А какой смысл запрещать?

— Никакого, — согласился я. — Совершеннолишнее — все равно я буду надеяться, хоть запретите, хоть нет.

Теперь все это было уже позади.

Я удалялся от дома Симмингтонов, чувствуя легкое отупение иодновременно с раздражением ощущая взволнованный взгляд, которым меня упорнопровожала Роза.

Прежде чем я сумел ускользнуть, она успела выложить мне все,что было у нее на сердце.

С того страшного дня она, дескать, так и не можетокончательно прийти в себя! Если она и остается здесь, то только ради детей ибедного мистера Симмингтона — жалко их. Вообще-то задерживаться здесь она небудет, разве что ей быстро найдут помощницу — а разве это легко, когда в домеслучилось убийство! Еще спасибо мисс Холланд, пообещавшей в свободное времяпомогать по хозяйству.

Мисс Элси очень добра и всегда готова помочь — о, это так,но она не прочь в один прекрасный день стать хозяйкой дома! Мистер Симмингтон,бедняга, как слепой — но мы-то знаем, что несчастный, беспомощный вдовец —легкая добыча для любой интриганки! А уж если мисс Холланд не станет преемницеймиссис Симмингтон, то не потому, что ей этого не хочется!

Я механически кивал ей в ответ, страстно мечтал поскорееуйти, но сделать этого не мог, потому что ораторствующая Роза крепко держала вруках мою шляпу.

Хотел бы я знать, сколько правды в ее рассуждениях.Действительно ли Элси Холланд подумывает стать второй миссис Симмингтон? Илиэто просто добрая, ласковая девушка, изо всех сил старающаяся помочьосиротевшей семье?