– Ты уверен? – спросил он Авикуса.

– Да, – ответил тот. – С годами сила моегоМысленного дара росла. Увидев, как Мариус пользуется своими способностями, ярешил проверить, каковы они у меня. И знаешь, я с легкостью читаю думы Мариуса,даже если мне этого вовсе не хочется. А в ту ночь, когда Мариус пришел к нам напомощь, когда он сидел рядом с тобой и наблюдал за тем, как ты пьешь мою кровьи раны твои затягиваются, он размышлял о разных загадках и тайнах. А я читалего мысли.

Слова Авикуса опечалили меня. Я молча скользнул взглядом поцветущему саду за окном, прислушался к журчанию фонтана, а потом откинулся наспинку кресла и уставился на свитки, куда записывал историю своей жизни. Они вбеспорядке валялись на столе, так что прочесть их мог кто угодно. «Но ты жешифровал записи, – подумал я. И сам себе ответил: – Бессмертным не нужнобыть семи пядей во лбу, чтобы подобрать ключ к любому шифру. А в общем-то,какая разница?»

Мне отчаянно захотелось еще раз попытаться найти общий языкс Маэлом, воззвать к его разуму. Я вновь сказал себе, что гнев – это слабость,а потому подавил в душе злость и презрение и уже гораздо спокойнее заговорил:

– Ты прав. Я действительно обнаружил в Египте кое-чтонеобычное. Но, поверь, это не имеет к тебе никакого отношения. Если такаяцарица, Мать, как ты ее называешь, и существует – заметь, я не утверждаю, чтоэто действительно так! – представь себе, что она превратилась внеподвижное изваяние и не может ничего предложить своим детям, что с тех пор,как она стала родоначальницей племени пьющих кровь, минули тысячелетия и чтовсе тайны в буквальном смысле слова погребены под толщей времен и давным-давноутратили свое значение.

Я сказал много больше, чем намеревался, и посмотрел на обоихв надежде, что они поймут и примут мои объяснения.

Маэл смотрел на меня в простодушном изумлении. Но лицоАвикуса выражало нечто совсем другое.

Создавалось впечатление, будто он хочет о чем-то рассказать.Его глаза говорили о многом, но мысли оставались глубоко сокрытыми. Наконец онпроизнес:

– Много веков тому назад, прежде чем я отправился вБританию, чтобы занять место Бога Рощи, меня приводили к ней. Помнишь, ярассказывал?

– Да.

– Я ее видел! – Авикус помолчал. Видно было, что емунелегко вспоминать о давно прошедших событиях. – Меня подверглиунизительной процедуре: заставили встать на колени и смиренно принести клятву.До сих пор помню, как я ненавидел всех, кто меня окружал в те минуты. А она...Я был уверен, что передо мной статуя. Но теперь мне понятны их странные речи.После того как мне была дарована Могущественная Кровь, я покорился и,склонившись перед Матерью, поцеловал ее ноги.

– А почему ты мне об этом не рассказывал? – возмутилсяМаэл.

Он выглядел не столько взбешенным, сколько расстроенным изадетым.

– Рассказывал. Однако не все, – ответил Авикус. –А сейчас и сам впервые увидел всю картину целиком. Пойми же, я влачил жалкое,низменное существование! – Он взглянул на меня, потом на Маэла, и голосего зазвучал мягче, ровнее. – Маэл, как ты не понимаешь? Мариус жеобъяснил: путь в прошлое – дорога страданий и боли!

– Но кто она такая и откуда взялась? – спросил Маэл.

И в тот роковой миг я решился, хотя отнюдь не был уверен,что поступаю правильно. Но гнев взял-таки свое.

– Она первой стала такой, как мы, – с тихой яростьюпроизнес я. – Согласно древней легенде, она и ее супруг, царь, – нашиСвященные Прародители. Только и всего.

– И ты их видел, – отозвался Маэл, как будто ничто насвете не заставило бы его прервать настойчивый допрос.

– Они существуют на самом деле. Они в безопасности. Давайлучше выслушаем Авикуса. Что говорили тогда ему?

Авикус отчаянно пытался воскресить в памяти все детали и такглубоко ушел мыслями в прошлое, что, казалось, действительно вернулся в туэпоху.

– Оба они хранят в себе семя, породившее наш род, –наконец заговорил он все тем же учтивым тоном. – Поэтому их нельзяуничтожить, ибо мы погибнем вместе с ними. Понятно? – Он посмотрел наМаэла. – Теперь мне известен источник Великого Огня! Кто-то, желаяпогубить всех нам подобных, пытался сжечь Священных Прародителей или простооставил их под палящими лучами солнца.

Я был воистину сражен: Авикус разгадал одну из самыхсокровенных тайн. Интересно, разгадает ли он вторую?

Повисло гнетущее молчание.

Подогреваемый воспоминаниями, Авикус поднялся с кресла ипринялся ходить взад и вперед по комнате. Потом остановился передо мной.

– Хотел бы я знать, сколько времени провели они вогне? – спросил он. – Или хватило одного дня в песках, в пустыне? Примне их кожа была мраморно-белой. «Вот наша Великая Мать», – сказали мне. Якоснулся губами ее ног, а жрец поставил ступню мне на шею. К тому моменту,когда нас настиг Великий Огонь, я прожил в дубе так долго, что уже ничего непомнил. Я намеренно выбросил из головы все воспоминания и утратил чувствовремени. Я оживал лишь в дни ежемесячных жертвоприношений и праздника Самайн,отмечавшегося раз в году, а все остальное время, как было велено, голодал ипребывал в полудреме. Когда приходило время Самайна, я вершил суд над своимиподданными. Заглядывая в сердце обвиненного в том или ином преступлении, я приговаривалего к наказанию или объявлял безвинным.

Но теперь я вспомнил, что видел их – обоих, Мать и Отца.Перед тем как поцеловать ее ноги – холодные как лед. О, это было ужасно. Ясделал это против воли, исполненный гнева и страха. Но страх мой был страхомсмелого человека.

Услышав последние слова, я содрогнулся, ибо хорошо понимал,о чем он говорит. Что чувствует храбрый генерал, когда понимает, что перевес настороне врага, сражение проиграно и остается только смерть?

Маэл смотрел на Авикуса, и в глазах его застыли печаль исочувствие.

Но Авикус еще не закончил. Он вновь мерил шагами библиотеку,склонив голову под грузом воспоминаний, и было ясно, что глаза его не видятперед собой ничего, кроме страшных картин давнего прошлого. Густые черныеволосы упали на лицо.

– Солнце или Великий Огонь? – повторил онвопрос. – Их хотели сжечь? Неужели кто-то решил, что это возможно? Да нет,все просто. Мог бы и раньше вспомнить. Но память отказывается служить нам испешит прочь. Память знает, что она нежелательный спутник.

Память превращает людей в глупцов. Послушайте смертныхстариков, у которых не осталось ничего, кроме детских воспоминаний. Онипринимают всех окружающих за давно умерших друзей, а их болтовня никому неинтересна. Мне частенько доводилось становиться свидетелем долгих бесед этихнесчастных с призраками прошлого.